Все уста повторили этот возглас, кроме уст герцога Франсуа.
— А-а! Она обвела меня вокруг пальца, — прошептал он, раздирая ногтями грудь.
— Я восторжествовала! — воскликнула Екатерина. — Этот проклятый Беарнец не будет царствовать!
Прошел год после смерти короля Карла IX и восшествия на престол его преемника.
Король Генрих III, благополучно царствовавший милостью Божией и своей матери Екатерины, принял участие в пышной процессии к Клерийской Божьей Матери.
Он шел пешком вместе с королевой — своей женой и со своим двором.
Генрих III мог разрешить себе это приятное времяпрепровождение: серьезные заботы не беспокоили его в ту пору. Король Наваррский жил в Наварре, куда он так долго стремился, и, по слухам, был сильно увлечен красивой девушкой из рода Монморанси, которую звал Могильщицей. Маргарита была с ним, печальная и мрачная, и только среди красивых гор, она хотя и не развлеклась, но все же почувствовала, что самые тяжкие страдания в нашей жизни, причиняемые разлукой с близкими или же их кончиной, терзают ее не с прежней силой.
Париж был спокоен. Королева-мать, истинная регентша с тех пор, как ее дорогой сын Генрих стал королем, жила то в Лувре, то во дворце Суасон, который стоял тогда на том самом месте, где теперь находится Хлебный рынок — от него уцелела изящная колонна, ее можно видеть и сегодня.
Однажды вечером она усиленно занималась изучением созвездий вместе с Рене, о предательских проделках которого она не знала и который снова вошел к ней в милость за ложные показания, которые он так кстати дал в деле Коконнаса и Ла Моля. В это самое время ей сказали, что какой-то мужчина, желающий сообщить ей крайне важное известие, ждет ее в молельне.
Екатерина поспешно спустилась к себе в молельню и увидела там Морвеля.
— Он здесь! — воскликнул отставной командир петардщиков, вопреки правилам придворного этикета не дав Екатерине времени обратиться к нему первой.
— Кто — «он»? — осведомилась Екатерина.
— Кто же еще, ваше величество, как не король Наваррский?
— Здесь? — сказала Екатерина. — Здесь… он… Генрих… зачем этот безумец здесь?
— Якобы он приехал повидаться с госпожой де Сов, только и всего. Но по всей вероятности, он приехал, чтобы составить заговор против короля.
— А почем вы знаете, что он здесь?
— Вчера я видел, как он входил в один дом, а минуту спустя туда же вошла госпожа де Сов.
— Вы уверены, что это он?
— Я ждал, пока он выйдет, и на это ушла часть ночи. В три часа утра влюбленные вышли оттуда. Король проводил госпожу де Сов до самой пропускной калитки Лувра. Благодаря — привратнику, несомненно подкупленному, она вернулась домой без всяких затруднений, а король, напевая песенку, пошел обратно, да так свободно, словно он был у себя в горах.
— Куда же он пошел?
— На улицу Арбр-сек, в гостиницу «Путеводная звезда», к тому самому трактирщику, у которого жили два колдуна, казненные в прошлом году по приказанию вашего величества.
— Почему же вы не пришли сказать об этом мне сейчас же?
— Потому, что я не был вполне в этом уверен.
— А теперь?
— Теперь уверен.
— Ты видел его?
— Как нельзя лучше. Я сел в засаду напротив, у одного виноторговца. Сперва я увидал его, когда он входил в тот же дом, что и накануне, а потом, так как госпожа де Сов запоздала, он имел неосторожность прижаться лицом к оконному стеклу во втором этаже, и на этот раз у меня не осталось никаких сомнений. Кроме того, минуту спустя к нему снова пришла госпожа де Сов, — Так ты думаешь, они, как и прошлой ночью, пробудут там до трех часов утра?
— Вполне возможно.
— А где этот дом?
— Близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре.
— Хорошо, — сказала Екатерина. — Господин де Сов знает ваш почерк?
— Нет.
— Садитесь и пишите. Морвель сел и взял перо.
— Я готов, ваше величество, — сказал он.
Екатерина продиктовала:
«Пока барон де Сов находится на службе в Лувре, баронесса с одним франтом из числа его друзей пребывает в доме близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре; барон де Сов узнает этот дом по красному кресту, который будет начерчен на его стене».
— И что же? — спросил Морвель.
— Снимите копию с этого письма, — ответила Екатерина.
Морвель беспрекословно повиновался.
— А теперь, — сказала Екатерина, — отдайте эти письма какому-нибудь сообразительному человеку: пусть одно из них он отдаст барону де Сов, а другое обронит в Луврских коридорах.
— Не понимаю, — сказал Морвель. — Екатерина пожала плечами.
— Вы не понимаете, что, получив такое письмо, муж рассердится?
— По-моему, ваше величество, во времена короля Наваррского он не сердился!
— То, что сходит с рук королю, может не сойти с рук простому кавалеру. А кроме того, если не рассердится он, то за него рассердитесь вы.
— Я?
— Конечно! Вы возьмете с собой четверых, если надо — шестерых человек, наденете маски, вышибете дверь, как будто вас послал барон, захватите влюбленных в разгар свидания и нанесете удар именем короля. А наутро записка, затерянная в одном из Луврских коридоров, и найденное какой-нибудь доброй душой письмо засвидетельствуют, что это была месть мужа. Только по воле случая поклонником оказался король Наваррский. Но кто же мог это предвидеть, если все думали, что он в По?
Морвель с восхищением посмотрел на Екатерину, поклонился и вышел.
В то время как Морвель выходил из дворца Суасон, г-жа де Сов входила в домик у Круа-де-Пти-Шан.
Генрих ждал ее у приоткрытой двери. Увидев ее на лестнице, он спросил:
— За вами не следили?
— Нет, нет, — отвечала Шарлотта. — Разве что случайно…
— А за мной, по-моему, следили, — сказал Генрих, — и не только прошлой ночью, но и сегодня вечером.
— О Господи! — сказала Шарлотта. — Вы пугаете меня, государь. Если то, что вы вспомнили о вашей прежней подруге, принесет вам несчастье, я буду безутешна.
— Не беспокойтесь, душенька, — возразил Беарнец, — в темноте нас охраняют три шпаги.
— Три? Этого слишком мало, государь.
— Вполне достаточно, если эти шпаги зовутся де Муи, Сокур и Бартельми.
— Так де Муи приехал в Париж вместе с вами?
— Разумеется.
— Неужели он осмелился вернуться в столицу? Значит, и у него есть несчастная женщина, которая от него без ума?
— Нет, но у него есть враг, которого, он поклялся убить. Только ненависть, дорогая, заставляет нас делать столько же глупостей, сколько любовь.