Ознакомительная версия.
Во время своей непродолжительной слежки я сделал два открытия. Из обрывков их разговора даже такому наивному мальчишке, как я, стало очевидно, что седой мужчина приходился Иларии не отцом, а мужем. Это причинило мне боль, но я успокоил себя мыслью, что молодая женщина, у которой старый муж, скорее отдаст предпочтение юноше вроде меня.
Еще я подслушал разговор о празднике, который должен был состояться на следующей неделе. Должен заметить, что на дворе был апрель месяц, двадцать пятого числа отмечался День святого Марка. А в Венеции это еще и праздник цветов и веселья, маскарад, так называемый Карнавал Бутонов. У нас в городе любят праздники и с нетерпением ждут наступления этого дня, ведь после Карнавала потом целых два месяца не бывает никакого веселья.
Мужчина и женщина говорили о костюмах, которые они готовят по этому случаю, и о нескольких балах, на которые были приглашены.
Сердце мое упало: эти праздники проводились за закрытыми дверями, и у меня не было никакой возможности попасть туда. Затем Илария заявила, что она собирается пойти на прогулку с факелами этой ночью. Ее муж запротестовал, говоря об опасности толпы и столкновениях, которые возникают «среди черни», однако Илария со смехом настаивала. Мое сердце при этом, вновь излечившись, забилось в надежде.
Наконец они исчезли внутри своего casa muta[31], а я побежал в лавку, которая, как я знал, находилась неподалеку от Риалто. Ее фасад был увешан масками из материи, дерева и cartapesta[32], раскрашенными в черный, белый и красный цвета: гротескными и комическими, демоническими и очень симпатичными. Я ринулся внутрь, крича мастеру, занимающемуся изготовлением масок:
— Изготовьте мне маску для Карнавала! Маску, которая сделает меня красивым и старым! И чтобы при этом я выглядел мужественным и галантным.
Это случилось утром, в один из последних дней апреля, на празднике. Я сам оделся во все самое лучшее, не прося о помощи слуг. Я надел бархатный светло-красный камзол и лавандового цвета чулки, туфли из Кордовы, которые я надевал очень редко, а поверх всего — тяжелый шерстяной плащ, стремясь таким образом скрыть юношескую стройность фигуры. Я спрятал маску под одежду и вышел из дома, намереваясь проверить свой маскарадный костюм на портовых ребятах. Приблизившись к барже, на которой они обитали, я достал маску и надел ее. На ней были брови и усы, сделанные из настоящих волос, а лицо все в морщинах — загорелый лик моряка, который избороздил далекие моря.
— Эй, Марко! — приветствовали меня мальчишки. — Sana capàna!
— Вы узнали меня? Неужели я выгляжу как Марко?
— Гм-м. Теперь, когда ты упомянул об этом… — сказал Даниэль. — Нет, не совсем так, как Марко, которого мы знаем. На кого он похож, как ты думаешь, Болдо?
Я потерял терпение и спросил:
— А разве я не похож на моряка, которому больше двадцати лет?
— Гм-м, — засомневался Убалдо, — уж очень ты для этого маленький…
— Корабельная еда иногда скудна, — пришел на помощь Даниэль. — Это могло замедлить твой рост.
Мне все это очень не понравилось. А тут еще из баржи появилась Дорис, которая немедленно окликнула меня по имени.
От злости я просто зарычал на нее, однако тут же увидел нечто такое, что заставило меня замолчать.
Оказывается, Дорис тоже собиралась на маскарад в честь святого Марка. Она вымыла свои невзрачные волосы, и выяснилось, что они приятного золотисто-соломенного цвета. Девочка дочиста отмыла лицо и напудрилась бледной пудрой, как делали все взрослые венецианки. Она выглядела очень женственно в своем парчовом наряде — обрезанном и переделанном платье моей матушки. Дорис завертелась волчком, заставив юбки взлететь, и застенчиво спросила:
— Я не такая красивая, как та lustrissima дама, которую ты любишь, Марко?
Убалдо пробормотал что-то по поводу «всех этих карликовых дам и кавалеров», а я все еще ошарашенно смотрел на девочку сквозь прорези моей маски.
Дорис настаивала:
— Ты не пойдешь со мной вместе, Марко, на этот праздник? Давай погуляем! Что это тебя так развеселило?
— Твои туфли.
— Что? — прошептала она, и личико ее омрачилось.
— Я смеюсь оттого, что ни одна дама никогда не носила таких ужасных деревянных tofi. — Этим словом в Венеции называют башмаки.
Девочка выглядела невыразимо расстроенной и снова вернулась внутрь баржи. Я некоторое время еще послонялся вокруг, а портовые ребята заверили меня (и почти убедили), что никто не узнает во мне простого мальчишку. После этого я покинул их и отправился на площадь Сан-Марко. Было еще слишком рано, но донна Илария, когда я подслушал ее разговор с мужем, не описала свой костюм. Она могла измениться так же сильно, как и я. Для того чтобы узнать даму сердца, мне пришлось затаиться в засаде за дверью ее дома в ожидании, когда она отправится на первый из балов Карнавала.
Я мог привлечь нежелательное внимание, прячась в дальнем конце аркады подобно глупому новичку-карманнику, однако, к счастью, я был не единственным на пьяцце, кто подобно мне уже вырядился в праздничное платье. Почти под каждой аркой наряженные в костюмы matacin или montimbanco участники карнавала установили свои подмостки задолго до того, как собралась толпа, перед которой они могли блеснуть талантами. Я был доволен, так как это дало мне возможность следить за входной дверью в casa muta.
Montimbanchi, в костюмах, напоминающих одеяния лекарей и астрологов, но более экстравагантных, усыпанных звездами, планетами и солнцами, произносили различные заклинания, проделывали фокусы или извлекали музыку из своих инструментов, чтобы привлечь внимание, а как только они улавливали заинтересованный взгляд какого-нибудь прохожего, то начинали шумно торговать лекарственными растениями — сушеными кореньями, разноцветными жидкостями, молочно-белыми грибами и другими подобными вещами. Еще более ослепительны были matacini, с лицами, раскрашенными по случаю праздника, одетые в клетчатые костюмы с блестками и заплатами. Этим было нечем торговать, кроме собственной ловкости. Они скакали на подмостках вверх и вниз, туда и обратно, исполняя захватывающие акробатические номера и танцы с мечами, они изгибались в фантастических позах, жонглировали мячами и апельсинами, теми и другими одновременно, снова и снова, а затем останавливались, чтобы перевести дыхание, и пускали по кругу шляпы для сбора монет.
День шел своим чередом, большая часть затейников появилась и расположилась на пьяцце, там же были и продавцы конфетти, сладостей и освежающих напитков. Люди попроще прогуливались, они еще не были одеты в праздничные наряды. Все собирались у помоста и наблюдали за фокусами montimbanco или слушали, как castroni (кастраты) исполняют баркаролы под аккомпанемент лютни, а как только артисты пускали по кругу шляпу или начинали предлагать свои товары, зрители перемещались к следующему помосту. Множество этих людей двигались от одного представления к другому, постепенно приближаясь к тому месту, где стоял я, закутанный в плащ и в маске. Зеваки остановились и начали пялиться на меня, думая, что я им что-нибудь покажу. Это слегка действовало на нервы, но мне ничего не оставалось, как только стоять и потеть — весенний день выдался не по сезону жарким — и притворяться слугой, который дожидается своего хозяина.
Ознакомительная версия.
