Ознакомительная версия.
«В час ночи разрушенный город опустел. Наши первые гренадеры, готовились к решительному штурму, назначенному на два часа, но к своему удивлению обнаружили, что враг ушел и город покинут. Потом мы вошли в Смоленск и обнаружили на стенах множество брошенных неприятелем пушек».
«Вы никогда, – сказал мне этот офицер, – не сможете представить и понять, как страшно выглядел тогда Смоленск, а я до конца своей жизни не смогу забыть этого зрелища. Улицы и площади устилали тела мертвых и умирающих русских. При свете пожаров они выглядели просто кошмарно. Ах! Как дорого должны заплатить те князья, которые способны так запросто, просто для удовлетворения своих амбиций, обрушить на свой народ такие бедствия.
На следующий день (19-го августа) мы вошли в Смоленск, в пригород, раскинувшийся вдоль берега реки. Куда бы мы ни шли, везде были только руины и тела погибших. Дворцы догорали, от них остались только полуразрушенные стены. Среди обломков мы видели обугленные останки их несчастных обитателей. Уцелевшие дома были переполнены солдатами, а у дверей стояли их обездоленные, обреченные на голодную смерть хозяева со своими семьями. Только церкви могли немного утешить и приютить бездомных. Глубоко почитаемый русскими и известный всей Европе кафедральный собор, стал прибежищем для несчастных, сумевших избежать смерти от огня. Туда стекались люди целыми семьями, они располагались просто на полу, и даже в алтарной части. Мы видели умирающего старика, чей последний взгляд был направлен на образ святого, которому он молился всю свою жизнь. И жалобно плачущего младенца, призывающего свою мать, а она, сломленная горем, стараясь убаюкать его, прижимала к своей груди, и ее слезы капали прямо на ребенка.
На фоне этого средоточия горя и разрушений прохождение нашей армии по городу выглядело невероятно контрастно и противоречиво. С одной стороны, униженные и побежденные, с другой – гордые победители. Одни – сломленные и обессиленные, другие – нагруженные трофеями, гордо шагающие по руинам под звуки боевой музыки, вызывающей у несчастных смешанные чувства страха и восхищения.
Огромный мост через Днепр, который соединял эту часть города с другой – полностью выгоревшей – восстановили очень скоро. А кавалерия генерала Груши, 4-й корпус и вся их артиллерия воспользовались бродом на краю пригорода, с его помощью мы и вошли. На этом участке возвели еще несколько мостов, и это так ускорило ход армии, что в тот же день артиллерия и кавалерия короля Неаполя уже вышли на дорогу, ведущую на Москву, и продолжали преследовать неприятеля.
Весь 4-й корпус успешно пересек реку и расположился на окрестных холмах недалеко от почтовой дороги, ведущей из Поречья[76] в Петербург. Эта позиция имеет большое значение, и все были поражены тем, что враг ее не защищал. Если бы они тут были, наш марш был бы значительно замедлен, главная дорога на Москву перекрыта, а мы бы не смогли удержать город, над которым господствуют эти высоты.
В то время как центр армии триумфовал, генерал Гувион Сен-Сир на берегах Двины одержал несколько важных побед. После битвы у Дриссы князь Витгенштейн, получив в подкрепление 12 батальонов, решил атаковать герцога Реджио (Удино). Последний, обнаружив это, присоединил к своим войскам Баварский корпус (16-й). Битва состоялась 16-го и 17-го августа, и в тот момент, когда герцог Реджио отдавал распоряжения, картечью его ранило в плечо, и рана эта была настолько опасна, что ему пришлось выйти из боя и передать командование генералу Гувиону Сен-Сиру.
Последний принял решение перенести атаку на следующий день. А чтобы еще сильнее запутать русских, он приказал весь обоз и большую часть артиллерии и кавалерии переправить на левый берег Двины в поле зрения противника, а сам он собирался идти вдоль реки и незаметно перейти ее снова у Полоцка. Обманутый враг посчитал, что мы отступаем и начал преследование, но мы словно из-под земли появились – построились в боевой порядок, а наша заранее установленная артиллерия открыла мощный и разрушительный огонь. В то же время наша пехота, при поддержке пушек атаковала левый фланг и центр корпуса генерала Витгенштейна. Две дивизии генералов Вреде и Деруа, объединили свои войска и вместе вышли из Спаса. Дивизия Леграна, находившаяся слева от этой деревни вошла в состав войск генерала Вердье. Одна из его бригад контролировала правый фланг противника, а дивизия Мерле перекрыла дорогу на Полоцк.
Противник, хотя и был поражен тем, что мы так хорошо расположились, при поддержке артиллерии решительно пошел вперед, но ближе к вечеру князь Витгенштейн, видя, что его центр и левый фланг ослабели, после яростного сопротивления был вынужден отступить. Именно благодаря этому, ему удалось спасти свою армию, которая, несмотря на мощное подкрепление, тщетно пыталась возобновить атаку. Поскольку рядом не было леса, множество солдат врага попали в наши руки. Многие из них были ранены, а их количество подтверждало, что русские понесли тяжелые потери. Кроме того, в этот славный день мы захватили несколько пушек.
На самом деле, эта победа была куплена дорогой ценой – мы потеряли нескольких храбрых баварских офицеров, в частности, генералов Деруа и Зибейна. О первом жалели особенно. Солдаты потеряли в нем отца, и офицера, полководца, которого за его военный талант и непревзойденный опыт уважала вся баварская армия. Генералы, офицеры и солдаты, наперебой соперничали друг с другом в деле увеличения успеха этого дня. Среди первых был граф Гувион, разделивший славу с генералами Леграном, Вердье (был ранен), Мерле, Фон Вреде и Обри, последний, генерал артиллерии, отличился особенно. Граф завершил свой доклад, призвав Императора щедро вознаградить своих офицеров. Он проявил высшую степень справедливости, упомянув всех кроме себя, но его скромность заметили, и эта добродетель, свойственная только великим умам, спустя несколько дней была вознаграждена на поле боя, равно как и маршальский штаб.
Войска нашего левого крыла одержали эти важные победы на Двине, но центр отличился в не менее славных битвах.
Герцог Эльхингенский (Ней), перешел через Днепр (19-го августа) за Смоленском и вместе с королем Неаполя продолжал преследовать врага. Они прошли примерно лье и внезапно встретили часть русского арьергарда – 6 000 человек. Тотчас состоялась битва, и после мощной штыковой атаки поле боя покрылось трупами неприятельских солдат.
Этот корпус, прикрывавший отступающие русские войска был вынужден поспешно отступить и занять позицию на холме у Валутино. Однако первую линию прорвал 18-й полк, а в четыре часа дня весь арьергард – 15 000 человек – открыл ружейный огонь. Герцог Абрантес (Жюно), который сбился с дороги правее Смоленска, не смог вовремя выйти на московскую дорогу и перекрыть отступление противника.[77] Поэтому первые неприятельские колонны вернулись обратно и последовательно атаковали наши четыре дивизии. Русским было важно удержать эту позицию, поскольку, будучи и в самом деле сильной, она всегда считалась неприступной, в прошлые времена поляки всегда терпели здесь поражение. Русское суеверие, связавшее с этим местом идею верной победы, а потому эта равнина получила громкое название «Священное поле».
Ознакомительная версия.
