Южноафриканские туземцы называют «краалем» передвижную деревню, которая на колесах перемещается от одного пастбища к другому. Это стойбище включает примерно тридцать жилищ и насчитывает несколько сотен обитателей.
Крааль, к которому вышла англо-русская экспедиция, представлял собой довольно значительное поселение из шалашей, кругообразно расположенных на берегах ручья — притока Курумана. Эти шалаши, сделанные из циновок, прикрепленных к деревянным стойкам (циновок, сплетенных из тростника и непромокаемых), были похожи на ульи. Низкий вход в такой улей, завешенный шкурой, вынуждал обитателя или посетителя проникать туда на четвереньках. Через единственное отверстие клубами валил едкий дым от очага. Это обстоятельство делало обитание в такой хижине невозможным для любого человека, кроме готтентота или другого туземца.
Когда караван стал приближаться к стойбищу, все его население пришло в движение. Собаки, охранявшие каждую хижину, яростно залаяли. Воины деревни, вооружившись копьями, ножами, дубинами и прикрывшись своими щитами из кожи, выступили вперед. Их насчитывалось человек двести, что говорило о размерах самого крааля, состоящего никак не меньше чем из шестидесяти — восьмидесяти жилищ. Укрытые за оградой частокола, украшенного колючими агавами[148] высотой пять-шесть футов, хижины находились под надежной защитой от диких животных. Но воинственное настроение туземцев мгновенно прошло, как только охотник Мокум сказал несколько слов одному из старейшин крааля. Караван получил разрешение стать лагерем возле частокола, на берегу ручья. Бушмены даже и не подумали спорить с пришельцами из-за пастбищ, ибо те простирались и в ту, и в другую сторону на много миль. Лошади и быки гостей могли сколько угодно пастись на них, не нанося никакого ущерба селению на колесах.
Под руководством бушмена тотчас был разбит лагерь уже привычным способом. Повозки расставили по кругу, и каждый занялся своим делом.
Сэр Джон Муррэй, оставив своих компаньонов за вычислениями и научными наблюдениями не теряя времени, отправился на охоту в обществе Мокума. Охотник-англичанин ехал на обычной лошади, а Мокум — на своей прирученной зебре. За ними бежали три собаки. Сэр Джон Муррэй и Мокум были вооружены каждый охотничьим карабином с разрывными пулями, что говорило об их твердом намерении повстречаться с хищниками, обитателями здешних мест.
Охотники держали путь на северо-восток, к лесу, видневшемуся на расстоянии нескольких миль от крааля. Они ехали рядом и мирно беседовали.
— Надеюсь, мистер Мокум, вы исполните свое обещание, — сказал сэр Джон Муррэй, — которое дали у Моргедских водопадов, показать мне здесь самое богатое дичью место в мире. Знайте же, что я приехал в Южную Африку не для того, чтобы стрелять зайцев или ловить лисиц. Всего этого предостаточно и у нас в Верхней Шотландии. Не далее как через час я хотел бы уложить...
— Не далее как через час! — ответил бушмен. — Да позволит ваша честь сказать вам, что вы, сэр, немного торопитесь и что, прежде всего надо набраться терпения. Что касается меня, то я только на охоте и проявляю его, чем искупается моя нетерпеливость в повседневной жизни. Разве вы не знаете, сэр Джон, что охота на крупного зверя — это целая наука, что для этого надо досконально знать местность, изучить все повадки животных, найти их тропы, а потом выслеживать часами, стараясь приблизиться с подветренной стороны? Разве вам не известно, что тут нельзя себе позволить ни неуместного восклицания, ни неверного шага, ни нескромного взгляда! Мне случалось целыми днями подстерегать буйвола или косулю, и когда после полутора суток хитрости и терпения я подстреливал животное, то не считал, что напрасно потратил время.
— Хорошо, друг мой, — ответил Джон Муррэй, — я проявлю столько терпения, сколько вы от меня потребуете; однако давайте не забывать, что наша остановка продлится всего три-четыре дня и что поэтому нам нельзя терять ни часа, ни минуты!
— Все верно, — ответил бушмен таким спокойным тоном, что Вильям Эмери ни за что не узнал бы в нем сейчас своего нетерпеливого товарища по ожиданию на реке Оранжевой, — все верно. Мы будем убивать всех, кто только попадется, сэр Джон, мы не будем выбирать. Будь то антилопа или лань, газель или гну — все сгодится для охотников, которые очень торопятся!
— Антилопа или газель! — воскликнул Джон Муррэй. — Да я и не рассчитываю на большее в качестве своего дебюта[149] на африканской земле! Или вы можете предложить мне что-то еще, бравый бушмен?
Охотник как-то странно посмотрел на своего спутника, потом сказал в ответ с иронией в голосе:
— Ну раз уж ваша милость объявили, что будут довольны и этим, мне больше нечего сказать. Я-то думал, что вы не оставите меня в покое, пока не добудете нескольких носорогов или парочку слонов...
— Охотник, — ответил на это сэр Джон Муррэй, — я пойду туда, куда вы меня поведете. Я готов стрелять в того, в кого вы скажете. Итак, вперед, и не будем терять время на бесполезные разговоры.
Лошади были пущены в галоп, и охотники стали быстро приближаться к лесу.
Равнина, через которую они ехали, полого поднималась вверх в направлении северо-востока. Там и сям ее покрывал густой кустарник, цветущий в эту пору и сочившийся липкой, прозрачной и душистой смолой, из которой колонисты делают мазь для ран. Живописными букетами тянулись вверх «нваны» — разновидность фиговой смоковницы, ствол которой, лишенный веток до высоты тридцати — сорока футов, поддерживает громадный зонт из зелени. В этой густой листве порхала масса крикливых попугаев, спешивших наклеваться кисловатых плодов смоковницы. Дальше росли мимозы с желтыми кистями, «серебряные деревья», покачивавшие своими шелковистыми прядями, алоэ с длинными ярко-красными макушками, которые можно было принять за коралловые ветви, поднятые со дна морского. Земля, пестревшая миловидными амариллисами[150] с голубоватой листвой, послушно стелилась под быстрыми копытами животных.
Менее чем за час с того времени, как они покинули крааль, Джон Муррэй и Мокум доехали до опушки леса. Это была роща из высоких акаций, тянувшаяся на несколько квадратных миль. Густые деревья, тесно росшие рядом друг с другом, переплетались своими ветвями, не пропуская солнечных лучей на поросшую колючками и высокой травой землю. Однако зебра Мокума и лошадь сэра Джона смело углубились под эти густые своды, прокладывая себе дорогу между беспорядочно разросшимися деревьями. То тут, то там среди зарослей попадались широкие поляны, и охотники останавливались на них, чтобы обозреть чащу вокруг.
