Николай I укрепил Собственную Его Императорского Величества канцелярию [124]. Все шесть отделений канцелярии фактически представляли собой самостоятельные высшие государственные учреждения. Канцелярия, по сути, была высшим органом с самыми широкими полномочиями и важнейшими функциями. Так сказать, администрация императора.
Несколько слов следует сказать о структуре и деятельности канцелярии: Первое отделение и контролировало, и взаимодействовало с министерствами, принимало участие в назначении и увольнении высших чиновников; о Втором – законодательном – отделении мы уже говорили и скажем еще не раз; Третье ведало вопросами политической и государственной безопасности; Четвертое занималось благотворительными учреждениями; Пятое было образовано специально под проводимую аграрную реформу и готовило проекты реформ по управлению государственными крестьянами (только государственными); Шестое занималось управлением территорией Кавказа.
Отдельно следует отметить Третье отделение канцелярии, которое фактическо было спецслужбой, состоявшей из восьми отделов, и представляло собой своего рода тайную полицию, основной задачей которой была борьба с «подрывной деятельностью», понимавшейся достаточно широко. Кроме того, сотрудники Третьего отделения контролировали работу государственных учреждений, мест ссылки и заключения, вели дела, связанные с должностными и наиболее опасными преступлениями, наблюдали за настроениями во всех слоях общества; цензурировали литературу и журналистику и следили за всеми, кого можно было заподозрить в неблагонадежности, в том числе за старообрядцами и иностранцами.
Достаточно быстро овладев рычагами управления мегамашины Российской империи, Николай I нашел ее механизм весьма расхлябанным.
Первым делом он укрепил дисциплину в армии [125]. Правда, как писал будущий военный министр в царствование Александра II Д. А. Милютин, зачастую речь шла о форме, а не о содержании: «…гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантичным соблюдением бесчисленных мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух» [126]. Тем не менее армия и флот продолжали занимать достойное место в ряду лучших европейских вооруженных сил.
7
Первый опыт государственной идеологии
Отказавшись от реформаторских планов своего первого пятилетия у власти, Николай I решил довериться постепенному и органическому развитию (стихийной эволюции), происходящему само собой, но под контролем правительства. Ответственность за развитие страны перекладывалась с власти на естественное движение истории. Правительству оставалось поддерживать устойчивость государства и сохранять фундаментальные основы политического режима.
Нередко люди, получившие власть в результате случайного стечения обстоятельств, начинают верить, что на самом деле это был промысел божий, возлагающий на них некоторую миссию. Николай I решил, что призван Господом для борьбы с революционной заразой как у себя в стране, так и вообще в Европе. Таким образом, мегамашина Российской империи обрела еще одну цель наряду с традиционной территориальной экспансией.
Первостепенной задачей для Николая стало противостояние отмечавшемуся нами росту диссидентских настроений в политически активной части общества. Сам ли он догадался или кто подсказал, но было ясно, что репрессии репрессиями, а без интеллектуальной борьбы не обойтись.
Требовалась стройная идеология, противостоящая росту революционных настроений. Она была предложена в 1833–1849 гг. министром образования Сергеем Семёновичем Уваровым, одним из основателей общества «Арзамас», историком, президентом Академии наук в 1818–1855 гг. В окончательном виде он изложил проект национальной идеи в докладе императору от 9 ноября 1833 г. «О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством народного просвещения» [127]. Первая в истории России государственная идеология сводилась к триаде «Православие, Самодержавие, Народность» и выдержала испытание многими десятилетиями истории российской империи.
Это был амбициозный проект постепенного изменения умонастроений большинства подданных империи через институты народного просвещения, программа формирования будущего России, причем сугубо бюрократическими методами.
Великая французская революция, наполеоновские войны и другие потрясения рубежа XVIII и XIX вв. привели к отторжению мыслящих людей от идей Просвещения [128], которыми руководствовалась Екатерина II и воспитанные ею вольнолюбивые дворяне. На смену этим идеям пришли идеи немецкой классической философии [129], сформулированные И. Кантом, Ф. Шеллингом, Г. Гегелем и др.
Идеи Просвещения послужили идеологической основой абсолютных монархий, а немецкая философия – национальных государств. Поскольку просвещенческие идеи привели к неудавшимся преобразованиям Александра I и восстанию декабристов, для николаевской России они стали неприемлемыми.
Следует подчеркнуть, что империя и национальное государство, основанное на общности обычаев, языка, религии и происхождения (истории нации), – вещи несовместные. Империя – это, как правило, набор завоеванных территорий с обитающими на них народами с их культурными особенностями, управляемый из единого центра. Однако для Российской империи проблема была даже не в разнообразии культур присоединенных ею народов. Сам господствующий этнос был разделен. Социальные и культурные различия дворянства, мещанства и крестьян были непреодолимыми.
Какие общие обычаи у дворян и крестьян? Какой общий язык, когда большинство представителей высшего сословия думали и говорили на французском или немецком? Что до происхождения, подавляющая часть древнего русского дворянства возводила свою генеалогию к германским, литовским или татарским родам.
Проблема была еще и в том, что категория «нации» или «народности» была выработана западноевропейскими мыслителями и использовалась для разрушения традиционных конфессионально-династических принципов государственного устройства, т. е. господствующей церкви и абсолютизма, а в случае России – самодержавия.
Вот и пришлось Уварову прибегнуть к логической эквилибристике, чтобы перекрасить империю в национальное государство.
В трактовке Уварова первый элемент триады – православие – это религия русского народа. Второй элемент – самодержавие – это единственная форма политического режима, присущая русскому народу. А к нему относятся только те, кто исповедует православную веру и предан самодержцу.
То есть нация (народность) определялась не через культурные, этнические и исторические особенности, как у классиков, а через эмоционально-психологические характеристики – веру и покорность. По сути, тот же клич солдат, идущих в бой: «За веру, царя и Отечество», только вид сбоку.
В построениях Сергея Семёновича налицо так называемый порочный круг, известный из формальной логики. Однако это для научного описания порочный круг – явная ущербность, а для идеологемы – в самый раз. Благодаря такому «невинному» трюку делалось как бы очевидным, что у российского народа нет почвы для социальных и политических конфликтов, поскольку из народного тела исключаются не только иноверцы, но и конституционалисты и тем более республиканцы. Все эти элементы извергались из русского народа и назывались извергами [130]. С ними можно было вообще не считаться.
Другим неприятным выводом немецкой классической философии было утверждение, что поскольку все европейские народы происходят из одного корня греко-римской античности, им всем соответствует один и тот же «дух народа». Поэтому это «исторические народы». Вот только Россия к ним не относится, поскольку никаких греко-римских корней у нее нет. Это значило, что, несмотря на свое тысячелетнее существование, ей
