о том, чтобы его малолетний сын избежал его участи.
Со своей стороны, Макрон был впечатлен и даже немного удивлен решимостью и напористостью своего юного подопечного. Он никогда не видел, чтобы человек, привилегированного сословия, так жадно отдавался своим трудам. Единственное, что беспокоило Макрона, это поврежденная рука Паво. Ранение лишило офицера возможности оценить навыки своего подопечного в работе с палусом и его природные способности владения мечом. Со вздохом он решил, что ему придется поверить Мурене на слово.
- Клянусь богами, я еще сделаю из него чемпиона, - пробормотал Макрон себе под нос.
Следующие девятнадцать дней Макрон неустанно работал над физической подготовкой Паво. Во время мучительных забегов, Макрон инструктировал новобранца практиковаться в рывках из одного конца тренировочной площадки в другой, затем досчитать до пяти, и бежать обратно в противоположном направлении. Он бегал до тех пор, пока его ноги могли нести его тело, а затем должен был пробежать еще немного. Он бежал с постоянным чувством тошноты во рту и пронизывающей его болью в правом боку. Макрон заставлял его бегать до тех пор, пока он не пробегал сотню кругов, не вспотев. Он работал с Паво над бесконечными прыжками в длину, в высоту и выпадами, чтобы придать дополнительную гибкость его неуклюжим ногам. Постепенно Паво заметил, что его мышечная боль проходит, когда каждое утро он выползал из камеры и тащился на тренировочную площадку. В конце концов, он почувствовал, что его бедра и мышцы живота стали более упругими и эластичными. Он нашел свой ритм и сдерживал себя вместо того, чтобы задыхаться. Он чувствовал себя стройнее, быстрее и проворнее. Он был готов встретиться с Бритомарисом.
На двадцатый день Макрон стал готовиться к возвращению в Рим. Рука Паво достаточно зажила, чтобы держать меч без особой боли, хотя он понимал, что рана не заживет полностью к моменту боя. Ему придется столкнуться с Бритомарисом с поврежденной рукой.
В то утро Паво встал с внутренним чувством беспокойства. Макрон договорился встретить его на рассвете с парой лошадей у ворот лудуса. Поднявшись с лежанки, он заметил, что Букко наблюдает за ним с другой стороны камеры. Почти каждое утро Букко спал, как младенец, его громкий храп эхом разносился по казармам и вызывал гнев тренера, и его приходилось будить. Однако этим утром доброволец проснулся сам.
- Значит, ты едешь в Рим? - сказал он, потягивая руки и ноги. Букко уже сильно похудел с момента поступления в Школу Гладиаторов. Мучительно долгие часы, проведенные с палусом, в сочетании с ограниченной диетой сделали его бледным и худым. Ладони его рук были покрыты мозолями.
Паво кивнул, свернул свой плащ и сунул его под мышку: - Похоже на то.
- Я сам никогда там не был. На что он похож?
- Рим?- Паво усмехнулся. - Погода душная, еда отвратительная, улицы грязные, все дорого и все куда-то спешат, но в остальном все как везде.
- Как везде, - нахмурившись, повторил Букко. Он смотрел в маленькое окошко, из которого мужчинам открывался вид на полуразрушенный форум Пестума .- Я так и думал. - пожал он плечами. – А мне говорили, что это центр мира и все такое.
- Я сурово к нему отношусь. Это замечательный город, правда. Единственный, полный отвратительных для меня воспоминаний.
Паво провел рукой по плащу. Он был запачкан грязью лудуса и вонял потом и мочой. Но он чувствовал к нему странную привязанность. Это было, размышлял он, его единственной вещью, связывающее его с прошлой жизнью.
Букко поднялся на ноги: - Удачит тебе, - сказал он.
Паво кивнул: - Спасибо, Букко.
Охранник открыл их камеру и провел Паво к каменной лестнице, ведущей на первый этаж. Когда они проходили мимо каждой других камер, гладиаторы-ветераны выкрикивали оскорбления в адрес Паво. Самым добрым пожеланием ему было, быстрой смерти на Арене. О менее добрых он старался не думать. Он спустился по лестнице, охранник следовал за ним и все время держал одну руку на рукояти меча на случай, если Паво попытается вырваться на свободу. С первого этажа они прошли по коридору, ведущему к тренировочной площадке. Охранник сопровождал Паво по периметру к главному зданию в северной части, где располагались помещения для прислуги, медицинский пункт и административные комнаты. Солнце еще не взошло, и песчаная пятнистая тьма, сопровождаемая жуткой тишиной, повисла, как вуаль, над пустой землей. Ни души - подумал Паво.
Затем он увидел крадущуюся к ним тень со стороны тренировочной площадки. Паво остановился как вкопанный, чтобы сосредоточиться на ней. Он учуял Амадокуса прежде, чем узнал его. Стажер сморщил нос, когда ветеран подошел ближе.
- Паво! - прогремел Амадокус. - Я хочу поговорить с тобой.
- Что ему нужно? - подумал Паво сквозь стиснутые зубы, пока Амадокус шел по тренировочной площадке. Его здоровенные ноги стучали по хрустящему песку при каждом его гигантском шаге. Он остановился на краю площадки.
- Гурджес заставил меня убирать нужники, - сказал Амадокус, подняв свои испачканные дерьмом ладони на Паво. - Четыре гребаных недели. И это по твоей вине.
Паво улыбнулся про себя. - Насколько я помню, это ты напал на меня, - сказал он.
Амадокус зарычал и сплюнул на землю. - Ты сам начал это с того момента, когда вступил в нашу лудус. Толстосумчик, умело тыкающий мечом в палус.. - Он вытер грязь из глаза. - Я слышал, ты едешь сражаться с Бритомарисом. –
Паво почувствовал, как напряглись мышцы его шеи. – Это не твое дело, но,… в общем, то, … да.
Амадокус сделал неприятное лицо, когда сделал шаг к Паво. - Это я должен был с ним сразиться на Арене. Великий Амадокус! Чемпион дома Гурджеса! А не какой-то маменькин сынок, рожденный с серебряной ложкой во рту.
Амадокус хотел сделать сделал еще один шаг к Паво, но охранник начал обнажать свой меч и рявкнул: - А ну, назад! Иди работать!
Амадокус улыбнулся и отступил, указывая грязным пальцем на Паво: - Лучше молись, чтобы ты умер в Риме, толстосумчик, - сказал он. - Если я еще раз увижу тебя в этом лудусе, я вырву тебе кишки.
Толпа выжидающе загудела, пока Макрон в последний раз проверил снаряжение Паво. Двое мужчин находились в маленькой
