Граф молчал.
— Где ты был, что слышал, что тебе говорили?
— Я был с Шато-Мальи в клубе и встретил там этого де Клэ, который обходился со мной чрезвычайно дерзко.
— Это не должно удивлять тебя, так как он осмелился писать ко мне любовные письма. И больше ничего?
— Нет. С де Клэ было несколько мальчуганов — его приятелей, которые хвастались его любовными интригами и бросали на меня насмешливые взгляды.
— Это становится серьезнее. Де Клэ способен компрометировать меня. В таком случае я беру на себя труд хорошенько проучить его… Ну-с, дальше?..
— Дальше, — продолжал граф дрожавшим от волнения голосом, — пока де Клэ играл в карты, ему принесли письмо, которое, как он объявил во всеуслышание, писала ему таинственная дама под вуалью. Эта дама, которую он имел претензию считать аристократкой, ждала его в его квартире. И, — добавил граф с возрастающим волнением, — он бросил конверт под стол, а письмо подал маркизу де Шамери, который, как кажется, в дружбе с ним, но в эту минуту виконт д'Асмолль вырвал записку из его рук и сжег ее.
— Но ведь это настоящий скандал! Ну, что дальше?!.
— Эти господа уехали… движимый любопытством, я почти машинально поднял этот конверт… вот он — прочтите его!..
— Дай сюда! — проговорила живо графиня, протягивая свою руку.
Граф в волнении смотрел на свою жену. Но вдруг Баккара побледнела, вскрикнула и вскочила со своего места, как бы укушенная ядовитою змеей.
— О, это невозможно!.. — вскричала она вне себя. — Это просто безумие, затмение рассудка… это положительно мой почерк… и так хорошо подделанный, что можно подумать, что это я сама писала…
И Баккара опустилась на стул… Но порыв ее негодования был так велик, голос звучал так правдиво, а испуг выразился так наивно, что граф не выдержал и упал перед ней на колени.
— О! — вскрикнул он. — Прости меня, Луиза, что я осмелился усомниться в тебе!
Графиня обвила руками его шею и поцеловала его черные кудри.
— Да и кто не усомнился бы, — прошептала она. Вдруг граф Артов поднялся с места.
— Графиня, — сказал он так серьезно, что заставил бы содрогнуться самых храбрых, — Роллан де Клэ есть презренный негодяй, и потому он умрет завтра же…
И этот человек, этот аристократ, в жилах которого текла кровь древних татар, выпрямился с свирепым и угрожающим видом и поклялся убить фата, осмелившегося навести подозрение на женщину, которой он, граф Артов, не побоялся дать свое имя…
Он сделал шаг к двери с намерением отправиться к Роллану де Клэ, дать ему пощечину и заставить его драться сейчас же, без всяких объяснений.
Но графиня опять превратилась в Баккара, то есть в женщину, некогда подчинившую юного графа своей воле и отказавшуюся от своей власти только тогда, когда она поняла, что обязанность ее кончена.
— Не уходи, — сказала она, — и выслушай меня прежде.
Во взгляде и в голосе ее было столько требовательности, что граф остался.
— Выслушай же меня! — сказала она. — И ты увидишь, права ли я…
— Говорите, что я должен делать!
— Друг мой! — заметила тихо графиня, рассматривая конверт. — Этот почерк похож на мой до такой степени, что, наверное, озадачил тебя и ты вывел такое заключение, какое не могло родиться в твоей голове в минуту хладнокровия.
— Пожалуй, что ты и права… но… этот почерк?
— Из двух одно: или де Клэ хвастался, что имел со мной свидание, подделал мой почерк, — словом, вел себя как презренный негодяй, или же все это есть не что иное, как прихоть случайности, по воле которой два существа, родившиеся в разных концах света и никогда не видавшие друг друга, бывают иногда удивительно схожи между собою. А в данном случае имеют одинаковый, совершенно схожий между собой почерк.
— Но ведь это почти невероятно!
— Ничего нет невозможного, мой друг…
— Но эти взгляды… эти улыбки…
— Замечал ли ты их раньше?
— Нет.
— Ну, так, право, это тебе просто показалось. Но я такого мнения: или де Клэ подлец… и тогда его следует наказать публично, среди белого дня… собрав, конечно, предварительно полные доказательства его подлости.
— Это правда.
— Или это просто случайность, а в таком случае посмотри на меня хорошенько, мой дружок, и спроси себя: мыслимо ли, чтобы женщина, которую ты возвысил до себя и которая дерзнула принять предложенное тобою имя, была до такой степени низкою, чтобы запятнать честь, даровавшую ей твое прощение?..
И графиня смиренно преклонилась перед своим повелителем…
Граф обнял ее и проговорил с восторгом:
— О, я желал бы, чтобы целый свет — свет, осмелившийся осуждать меня, — видел и прочувствовал, чего ты стоишь, моя ненаглядная жена!..
Прошла минута безмолвия и волнения между супругами.
Но вдруг графиня прервала это молчание.
— Позволь мне. дружочек, действовать самой, как бывало?
— О, делай что хочешь.
— Я приглашу де Клэ завтра вечером на чай. Замечай за ним, сколько тебе угодно, и если он осмелится хоть на один момент выйти из пределов глубокого уважения, я сама выдам его тебе.
— Изволь, — сказал граф.
Баккара взяла перо и написала следующее:
«Милостивый государь!
Я не забыла, чем я обязана вам, и очень хорошо помню происшествие на берегу Неккара. Позвольте мне просить вас пожаловать к нам завтра вечером, в воскресенье, и принять мою благодарность за чайным столом в обществе коротких наших знакомых.
Готовая к вашим услугам графиня Артова».
Графиня запечатала записку и оставила ее на столе в будуаре.
— Мой лакей отнесет ее завтра утром, — сказал граф. Супруги вышли из будуара.
Почти в ту же минуту отворилась дверь, ведущая в кабинет, через который некогда вошел Вантюр к графу. Теперь эта комната обратилась в будуар. Только на этот раз вошел не Вантюр, бывший управитель Маласси, а Цампа — орудие Рокамболя, новый камердинер герцога де Шато-Мальи, Цампа, который, повинуясь приказанию своего незнакомца, устроил себе связь с отелем Артова. Он подошел к столу, где лежала записка графини, осторожно распечатал ее, списал и опять запечатал гербовой печатью, которая лежала на столе.
— Дело, кажется, спешное, — сказал он про себя, — не сбегать ли мне в Сюренскую улицу? Мой незнакомец сказал мне, что на всякий случай он будет там от двенадцати до двух часов ночи.
И Цампа вышел на цыпочках из будуара.
Он не ошибся и действительно застал Рокамболя, переодетого в свой обычный костюм с застежками.
— А, верно, что-нибудь новенькое? — заметил Рокамболь, увидя Цампу.
— Право, не знаю, — ответил Цампа.
— Так зачем же ты пришел?
— Да отдать вам копию с одного письма, которое графиня написала перед тем, как идти спать.
