В кабинете наступило молчание. Слышалось только сипение сигары Черчилля.
— Провокация? — наконец отрывисто произнес премьер-министр.
Мензис помотал головой:
— Исключена. Его проверили. Кроме того, он дал нам контакт в Минске на случай, если мы согласимся…
— Вот оно даже как? — удивился премьер-министр.
— Они нуждаются в нас, а не мы в них, — с тонкой улыбкой произнес Мензис.
Снова повисла долгая пауза.
— Хм, — наконец проговорил Черчилль. — Звучит заманчиво, черт возьми… Но… вы же говорили, что все эти коллаборанты преданы немцам и воюют на стороне Германии?
— Я этого не сказал, — улыбнулся Мензис. — Я сказал лишь, что немцы, заигрывая с покоренным народом, позволили ему создать свое правительство и вооруженные силы. Но говорить о том, что эти силы преданы немцам и будут воевать на их стороне, было бы неверно. Белорусы — народ себе на уме, вечное положение между молотом и наковальней, между Западом и Востоком приучило их к скрытности, хитрости и гибкости. Думаю, что они с большим удовольствием повернули бы данное немцами оружие против самих же немцев, а также против Советов. И были бы очень рады провозглашению независимой Белоруссии.
— Тридцать тысяч штыков… Две дивизии, — задумчиво проговорил Черчилль. — Вы говорите, к маю эта, как ее там, Оборона будет иметь тридцать тысяч штыков?
— Да, сэр.
— А когда, согласно расчетам наших аналитиков, русские освободят Белоруссию от немцев?
— В самом худшем случае это случится в начале августа этого года, — уверенно ответил Мензис.
Черчилль снова задумчиво запыхтел сигарой.
— Заманчиво… заманчиво, — медленно и чуть слышно, словно сам себе, повторил он. — Заманчиво в тактическом плане, конечно. Но какие последствия для Британии это будет иметь в стратегическом плане?
Мензис молчал. Он знал, что Черчилль, по его обыкновению, сам ответит на заданный им вопрос.
— У нас уже были возможности повлиять на расстановку сил на Востоке, — неторопливо произнес Черчилль. — В частности, оказать давление на Сталина по поводу прибалтийских стран. Но мы не стали этого делать: год назад, в Тегеране, я не возражал против того, чтобы Латвия, Литва и Эстония остались в составе СССР. Расшатывать лагерь союзника в момент величайшей борьбы было бы подло… Сталин — наш союзник, — медленно и веско заключил премьер-министр. — А обманывать союзника непозволительно. Что вы скажете на это, мистер Си?
Так по традиции называли шефа британской разведки. На лице Мензиса появилась тень досады. Но Черчилль не смотрел на него.
— Однако, — выпустив клуб сигарного дыма, продолжил он, — разве позволительно истинному патриоту ставить интересы союзника выше собственных? Разве Британия простит нам хотя бы малейшие действия, направленные на ее ослабление и усиление наших потенциальных врагов? Разве целью существования Британской империи является процветание коммунистической России?.. А, Мензис?
Шеф МИ-6 радостно улыбнулся.
— Я позволю себе напомнить вам, сэр, слова, сказанные вами в октябре 1942-го, — почтительно произнес он. — «Мы должны остановить варваров как можно дальше на Востоке».
— И я не отказываюсь от своих слов сейчас, — согласно наклонил лобастую голову Черчилль. — Разве не с этой миссией вы, Стюарт, ездили во Францию, на встречу в главой абвера адмиралом Канарисом? Разве не этой высокой миссии должны посвятить себя народы Европы, позабыв разделившие их распри?
— К несчастью, адмирал Канарис был уволен Гитлером 11 февраля, — вставил Мензис, — и сейчас находится в замке Лауештейн под домашним арестом. Но работу в этом направлении мы безусловно продолжим. Объединенная Европа против восточного варварства — эта доктрина должна принести нам победу!
— А если в составе объединенной Европы появится восточный форпост, который примет на себя удар первой волны большевизма — я в этом ничего плохого не вижу, — удовлетворенно заключил Черчилль.
Он поднялся с кресла, и Мензис уже не в первый раз подивился тому, с какой быстротой мог преображаться премьер-министр. Вместо флегматичного, вялого старика, дымящего сигарой, в его кабинете уже находился полный сил и энергии государственный деятель, чьи пронзительные глаза прожигали, казалось, насквозь.
— Я благодарю вас, Стюарт, за ценную и свое-временную новость. Считайте, что мое принципиальное согласие вы получили. Подготовьте подробную докладную записку по вопросу, пришлите мне ее сегодня не позднее трех и приезжайте завтра вместе с Габбинзом. Я приму вас в любое время.
* * *
Назавтра на Даунинг-стрит, 10, Мензис появился в компании с шефом Спешел Оперейшнз Экзекьютив — Управления специальных операций, генерал-майором сэром Колином МакВи Габбинзом. Подвижный, громкоголосый 48-летний шотландец, имевший среди подчиненных прозвище «Вилли-Вихрь», Габбинз был полной внешней противоположностью тихому, малозаметному Мензису. Тем не менее его репутация в британской разведке была так же высока.
— Я ознакомился с вашей запиской, Стюарт, — без обиняков начал премьер-министр. — И должен сказать, что идея как следует раскачать корабль Великого Кормчего мне нравится все больше и больше.
Мензис и Габбинз непонимающе переглянулись.
— Великий Кормчий — так большевистские газеты называют нашего друга дядю Джо, — не без иронии пояснил Черчилль. — Он же у них гений всех времен и народов и не зависит от парламентских выборов… Но ладно, к делу. Как я понял из вашей записки, ряд видных функционеров белорусского коллаборационизма ведет двойную игру. На словах поддерживая немцев, они не прочь выстрелить им в спину при первом удобном случае. Конечно, не для того, чтобы тут же вернуть большевиков, а чтобы самим усесться в высокие кресла…
— Совершенно верно, сэр, — согласился Мензис. — Эту операцию планирует достаточно талантливый, хотя и с душком авантюризма, человек по имени Александер Латушка. По-видимому, он метит на пост Президента Белоруссии.
— Да, вы упоминаете его в записке. — Черчилль поискал глазами в тексте нужное место. — Но он, если судить по послужному списку, достаточно запятнал себя сотрудничеством с оккупантами…
— К сожалению, в малых странах, где хозяйничают немцы, это почти неизбежно, — вздохнул Мензис. — Но Латушка сторонник немцев только, как вы верно заметили ранее, на словах. На самом же деле он их ненавидит. Фанатично ненавидит он и коммунистов. Именно он подал идею провозглашения независимой от Сталина и Гитлера Белоруссии.
— Латушка, — усмехнулся Черчилль. — Фамилия напоминает другого человека, которого своим героем считают поляки, — Тадеуша Костюшко. Он тоже предлагал Наполеону создать независимое Польское государство, воевавшее бы на стороне Франции. И знаете, что ответил Наполеон? «Судя по тому, что он предлагает, этот Костюшко просто дурак. Поэтому никакого внимания на него и его бредовые планы обращать не нужно».
