— Расступитесь, — кричал лейтенант Мидлей, — дорогу, дорогу!
Но никто не отреагировал на это требование. Тогда Согор еще более громким голосом закричал:
— Это отцеубийца! Смерть ему! Смерть!
— Смерть ему! — раздался грозный рев толпы.
Взоры пришедших на праздник сверкали диким огнем, лица выражали крайнюю степень ненависти, руки инстинктивно сжимали рукоятки кинжалов.
Положение становилось отчаянным, что хорошо понимал и лейтенант Мидлей.
«Сэр Джордж погибнет, — мелькнула у него мысль, — но на мне лежит ответственность за него, и я скорее дам убить себя, чем позволю толпе свершить дикую расправу над человеком, чья вина в убийстве еще не доказана судом».
И он крикнул повелительно:
— Прочь!
В ответ раздался глухой ропот разъяренной толпы. Нужно было, не задумываясь, прибегнуть к решительным мерам.
— Внимание! Слушай мою команду! — закричал лейтенант. — В штыки!
Сипаи какое–то мгновение колебались, но привычка к дисциплине взяла верх, и они повиновались.
— Шива! Шива! — напомнил Согор.
— Шива! Шива! — повторили факир и Голькар одновременно.
Это был второй сигнал. Толпа бросилась на сипаев, пытаясь испытать их твердость напоминанием имени богини мести Бовани.
Услышав это слово, сипаи тотчас же переложили ружья на плечи, дав понять, что дальнейшее их не интересует, и удалились, предоставив пленника ярости фанатиков. Приказ губернатора о сопровождении и защите арестованного был ими мгновенно забыт.
— Низкие, гнусные изменники! — возмущался лейтенант, и в голосе его слышалась бессильная ярость.
Держа шпагу в руке, он бросился к Джорджу, чтобы защитить его, как бы опасно это ни было. Но что значил один человек в сравнении с целой толпой! Его шпага сильным ударом палки была немедленно сломана, а сам он бессильный в массе был затерт ею и, передаваемый из рук в руки, не в силах противиться этому, все дальше и дальше отдалялся от Малькольма.
«Кажется, и мне придется идти вслед за отцом, — подумал Джордж, — хотя я и не успел отомстить за него, но бедный отец простит меня!»
Потом он, будто рассуждая вслух, громко произнес:
— Как ужасно умирать, не имея ни малейшей возможности защититься. Если бы у меня было оружие! Кто даст мне его?
— Я! — тихо ответил позади него знакомый голос. И Казиль, как будто выскочивший из–под земли, подал ему кинжал.
— Благодарю, дитя мое, благодарю! — закричал признательно Малькольм, — теперь я в руки не дамся!
И он схватил оружие.
— Бороться бессмысленно, — заметил Казиль, — если бы вы уговаривали своих противников до самого вечера, чтобы они вас не трогали, то и тогда вы были бы побеждены. Бегите к Гангу, он там.
— Смерть ему, смерть! — вопила между тем толпа, все более и более приближаясь к своей несчастной жертве.
— А, разбойники! — воскликнул Джордж, — нет, вам не удастся захватить меня живым, — и он взмахнул кинжалом, — я заставлю вас расступиться. Что, трусы, не ожидали?
И в самом деле, индусы, грозные крики которых не умолкали, а, напротив, усиливались, попятились от этого угрожающего кинжала в уверенной руке. Принцесса Джелла, смотревшая эту сцену, содрогнулась от ужаса, и ею овладело опасение, что все потеряно, хотя в глубине души она восхищалась мужеством Джорджа. Ненависть этой женщины к Джорджу, отвергнувшему ее любовь и участие в собственной судьбе, возрастала с каждой минутой.
— Неужели вырвется? — сокрушалась она.
— Пустяки! Это невозможно! — отвечал Дургаль–Саиб, вынимая из–за пояса пистолет с длинным дулом, украшенный коралловой ручкой в серебряной оправе.
Он взвел курок.
В это время борьба на городской площади переместилась к берегу священного Ганга. Джордж, стоя спиной к перилам набережной отступал перед натиском разъяренной толпы. Первый ряд нападающих отступил, но страшный напор толпы снова приблизил организаторов расправы к арестанту.
Джордж увидел совсем близко от себя искаженные злобой лица индусов. Они почти уже прикасались к нему, он чувствовал на своем лице огненное дыхание ненависти. Мнение Казиля было вполне справедливо: он мог убить пятерых, десятерых, мог, если повезет, сделать из трупов целый вал, но все–таки не выбраться живым из этой передряги.
Он очень дорожил своей жизнью, так как ее смыслом с недавних пор стало только одно желание: мстить. Вместо того, чтобы отбиваться от нападающих, он воспользовался мгновением и ловко вскочил на каменный парапет моста, закричав:
— Ну, смельчаки, кто хочет последовать за мной?
Затем быстро повернулся спиной к наседавшим и, не задумываясь, бросился в реку, в блестевшую внизу воду.
Толпа испустила яростный вопль. Джелла схватила руку Дургаль–Саиба.
— Стреляйте! — приказала она, и раджа спустил курок. Выстрел прозвучал в тот самый момент, когда Джордж уже почти коснулся темных волн Ганга.
Джелла вопросительно взглянула на раджу.
— Я не даю промаха по летящей ласточке, — проговорил он, — не сомневайтесь, принцесса, он перестал жить, я никогда не даю промаха.
Про себя же Дургаль–Саиб подумал: «Я свободен теперь от соперника и претендента на руку мисс Марии Бюртель!»
«Я отмщена, — подумала в свою очередь принцесса, — но не успокоюсь до тех пор, пока не погибнет та, которая отняла у меня его сердце, пока не погибнет Мария Бюртель!»
В воображении двух ужасных существ образ молодой девушки возник одновременно, при этом одно из них должно было преследовать эту девушку любовью, а другое — ненавистью.
Что станет с ангелом между двух демонов?
Глава 13. Неожиданное посещение
Спустя два часа после описанных нами событий произошло нечто интересное и на загородней даче сэра Джона Малькольма.
Воспитанницы покойного владельца дома Мария и Эва сидели в большой зале нижнего этажа, служившей гостиной, возле больших окон, выходящих на веранду и в сад. Обе они, одетые в белые платья, сидели перед маленьким столиком, кроя для себя траурные платья, но дело их шло неспоро, потому что часто набегавшие слезы застилали им глаза, навертываясь на их опухшие и покрасневшие веки. Девушки молчали. Да и о чем можно было говорить? Сердца их, переполненные печалью, без лишних слов понимали друг друга.
Вдруг рыдания вырвались из груди Эвы, и она бросила работу. Встав со своего места и подойдя к окну, она устремила взор на разбросанные внизу склона деревья, совершенно не видя их.
— Что с тобой? — спросила Мария через несколько минут, в течение которых она не решалась прервать печальные думы сестры.
Слова эти заставили вздрогнуть Эву, как будто пробудив ее от глубокого сна, и она обернулась.
