развел руками.
— И что же делал ты в лесу совсем один, княжич? — снова улыбнулся он в бороду.
— Малину собирал. Что-то малинки с утра захотелось, вот и не устоял, да в лес рванул, так быстро, как спина ушибленная позволила, — мы вежливо посмеялись над шутками друг друга, и Кошкин-Захарьин стал серьезен, словно и не было этого легкого трепа ни о чем.
— Значит, действительно спину ушиб, а зачем на лошадь сегодня полез? — ну я так и думал, что уже все знают, о моей вылазке в город.
— Чтобы убедиться, что смогу ехать с войском, — я весьма натурально вздохнул. Вообще-то я сейчас истинную правду сказал. А так, все-таки странное время, еще сотня лет и главнокомандующего попросту в карету засунут, и в ней повезут, несмотря на его недомогание. Армией кто-то командовать должен? Вот и езжай, а табуреточку тебе на пригорочке, так уж и быть, поставят, чтобы ты командовал со всем комфортом. Здесь же не так. Раз едешь как воевода, значит, меч в руке должен находиться. В самую мясорубку тебя, естественно никто не пустит, но побиться все же придется. Лично я не считаю этот вариант правильным. А если тебя убьют, то что дальше войско будет делать? Командующий, он затем и нужен, чтобы с пригорочка всю панораму боя видеть и быстро принимать решения, двигая полки таким образом, чтобы в итоге победить. Ну на этот счет русичи все же кое-что придумали: на самом деле все просто — воевод на любое войско дохрена. И хоть формально они подчиняются главному воеводе, на деле вполне способны подхватить упущенное командование и не дать войску потерпеть поражение, даже, если главный воевода того, покинул своих людей.
— Убедился? — он смерил меня взглядом с ног до головы, и недовольно нахмурился. — А ведь тяжело тебе поездка твоя далась. Но ничего, когда выдвигаться будем готовы, поди боль уже терпимее станет, — Яков замолчал. — Великий князь назначил меня первым воеводой при тебе, княжич. Как узнал он, что встал ты с постели, так сразу гонцов и разослал.
— Это хорошо, — я кивнул. — Славный ты вой, Яков Захарьевич, великий князь мудро поступил, именно тебя первым воеводой назначить.
— Я вот подумал, княжич, пока ехал мимо полей, которые людишки возделывают, и мысль меня посетила, не знаю только одобришь ты или нет.
— Говори свою мысль, — разрешил я поделиться со мной задумкой.
— А что, ежели не брать нам посошную часть? Ежели всех от сохи оторвем, то кто землицу будет холить, да за хлебами смотреть? Думаю я, что дворовой конницы будет довольно для Твери-то. Только пару-тройку нарядов осадных с собой взять придется, но это все равно будет быстрее, чем с посошными грязь месить.
— А ведь не веришь ты, боярин, что Михаил Борисович может сопротивление сильное нам оказать, — я снова ударил нагайкой по бедру, на этот раз рассчитав силы и не долбанув со всей дури.
— Не верю, княжич, — Яков головой покачал. — Князь Тверской еще ни разу даже в осаде не сидел, сразу же город сдавал, стоило нам к нему приблизиться. Зачем ему меняться?
Хороший вопрос. Вот только всякое может случиться, потому что я своим появлением уже разрушил историческую канву. И только потому, что я в упор не помню ни о каком походе на Тверь в 1484 году, то могу предположить, что дядя Миша мог и изменить своим привычкам постоянно сдаваться на милость Ивана III. Вслух же я ответил.
— Действительно, к чему ему меняться? Но насчет посошных, прав ты, боярин, ох как прав, — и я покачал головой. — Не вижу нужды от сохи кого отрывать, особенно, ежели уверен ты, что с Тверью никаких проблем не будет.
— Не будет, княжич, вот тебе крест не будет, — Яков широко перекрестился и, поцеловав массивный крест, висящий на шее, быстро его поцеловал и так же быстро как доставал, спрятал под рубаху. — Чай не Новгород это. Вот где повоевать пришлось, да и сейчас неспокойно там, найти бы того песьего сына, кто народ баламутит. Лично бы кишки вытащил на площади и жрать заставил бы. Пойду, расскажу князю о задуманном. Ежели князь одобрит, то так тому и быть. Тогда к концу седмицы уже выехать сможем.
Я почувствовал, как меня снова охватывает вроде бы успокоившаяся паника. Через неделю мы выедем для того, чтобы прижать к ногтю Тверь. А что если я не хочу? Вот просто не хочу и все тут. И это на фоне других членов моего войска, смотрелось это не слишком выгодно для моего имиджа. Картинно упасть что ли? Вот прямо здесь посреди двора, и дрыгнуть ножкой, мол все-таки княжич себя переоценил и теперь мучится сильными болями. Покосившись на Волкова, я отверг и эту вполне замечательную мысль, и вернулся к более насущным.
— Ну что, Сергей Волков, готов ты мне присягнуть, под ликами святыми принести клятву верности? — спросил я, при этом весьма пристально изучая выражение его лица.
— Готов, княжич, — он опустил голову, то ли поклонился, то ли просто шея затекла, потому что вскоре поднял ее и буквально обжег меня взглядом. — Уж показалось на мгновение, что передумал ты, и прикажешь на конюшню возвращаться.
— И молчал, — прервал я его речь. — Показалось, что посмеялся я над тобой и молчал. Терпеливый ты, Волков, смотри, как бы боком тебе это однажды не вышло. Пошли.
Дорогу к своей пристройке я запомнил вполне хорошо, и быстро зашагал по двору, бросая то и дело взгляды на прохаживающихся по двору весьма важных и довольно молодых людей. Наверное, это будущие воеводы, те самые, о которых я рассуждал стоя возле конюшни. Понятное дело, что все войско перед палатами княжескими разместиться не сможет, двор просто не выдержит наплыва, банально не вместив всех, кто в войско входит. Поэтому и раскинули они лагерь возле того же Свято-Данилова монастыря. Я его заметил, когда мы уезжали, но как-то не придал открывшейся мне картине значения. Теперь полагаю, что зря не придал. Была возможность пообщаться с воинами, составляющими в основном конницу, практически наедине, без пристального ока отцов-командиров.
Все четверо моих рынд занимались все тем же — они играли в бирюльки. Никита первым заметил меня и подорвался, остальные слегка затормозили, и я все еще не знал их имен.
