пишет Рашид ад-Дин. – А обстоятельства Хабаш-Амида таковы: он был мусульманином, битикчием Чагатая, а родом из Отрара» (слово «битикчи» дословно переводится как «писец», но в более широком смысле оно означало гражданского чиновника). Предание гласит, что положение Хабаш-Амида было настолько высоким и прочным, что у каждого из сыновей Чагатай-хана в ближайшем кругу находился один из его сыновей.
Далеко не все единоверцы одобряли конформизм Хабаш-Амида и других мусульман, перешедших на службу к монголам, особенно с учетом той жестокости, которую проявлял по отношению к мусульманам Чагатай. Но, если уж говорить начистоту, монгольские сановники могли бы оказаться гораздо хуже сановников-мусульман, которые, при всех своих недостатках, все же придерживались исламских традиций.
Впрочем, правой рукой Чагатай-хана был монгол. Внук Тимура Мирза Мухаммад ибн Шахрух ибн Темур Улугбек Гурагани (гурхан), четвертый по счету правитель тимуридской державы, около 1425 года написал трактат «Четыре улуса Чингизидов», где сообщается о Карачар-нойоне, сыне Сугу Чечана и родственнике (двоюродном брате) Чингисхана, которого тот назначил в помощники Чагатаю. «Душа великого Чингисхана успокаивалась от того, что каждое дело делалось при участии Карачар-нойона, – говорится в “Четырех улусах”. – Много дел поручал Чагатай-хан Карачар-нойону и ни одного дела, будь то дела мира или войны, не начинал без его совета. Благодаря деловым качествам этого мудрого нойона и установленному им порядку, Чагатай-хан возвысился над всеми правителями тех мест [своего улуса]».
Понимать этот пассаж, восхваляющий на разные лады Карачар-нойона, следует так: это он был настоящим правителем улуса Чагатая. Нет ничего удивительного в том, что именно Чагатаю Чингисхан назначил соправителя (давайте уж будем называть вещи своими именами) из числа своих родственников. Известно, что Чагатай не отличался умом и всегда действовал напролом, иначе говоря, совершенно не годился в правители.
Некоторые западные историки, основываясь на сообщении венецианца Марко Поло [94], причисляют Чагатая к христианам, но это утверждение не находит подтверждения в других исторических источниках, Марко Поло явно ошибается.
После смерти Чингисхана Чагатай не принимал участия ни в каких военных походах, из чего можно сделать вывод о том, что его вполне устраивала территория унаследованного улуса, простиравшегося от Аральского моря и Амударьи до Алтайских гор. В сравнении с улусом Джучи, владения Чагатая были не так обширны, но зато значительная часть их была заселена оседлым населением, более выгодным для государственной казны и более спокойным в политическом смысле. Если бы мудрому человеку предложили выбирать между улусом Джучи и улусом Чагатая, то он, вне всякого сомнения, выбрал бы второе. Нам трудно судить о тех мотивах, которыми руководствовался Чингисхан при разделе своего государства между сыновьями, но можно сказать только одно – Чагатаю достался хороший, прибыльный удел, с перспективой расширения его границ на всю Переднюю Азию, а там уж как Великому Небу будет угодно.
Относительно бедный Моголистан [95], составлявший восточную часть Чагатайского улуса, не мог сравниться с богатым Мавераннахром, часть земель которого находилась под центральным (великоханским) управлением или же принадлежала другим Чингизидам. Так, например, великий хан Угэдэей назначил наместником подвластных ему земель Мавераннахра тюрка-мусульманина Махмуда Ялавача, которого Чагатай самовольно сместил, но никаких проблем от этого самовольства не имел, поскольку в то время кровь значила больше, чем власть, и вообще великий хан Угэдэй был весьма покладистым человеком. После того, как Чагатай признал незаконность смещения великоханского наместника, Угэдэй передал ему власть над своими владениями в Мавераннахре.
Ибн Баттута, Улугбек и некоторые другие авторы сообщают, что столицей Чагатайского улуса был город Бешбалиг (название переводится как «Пять городов»). Развалины Бешбалига находятся на северо-востоке Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Выбор столицы легко объясним – Чагатаю хотелось быть поближе к Монголии.
«Когда шахзаде [96] Чагатай-хан… [заболел] и утратил надежду на жизнь, он составил завещание и поручил эмиру Карачар-нойону заботу о всех своих детях, – пишет Улугбек. – За семь месяцев до смерти Угедей-каана Чагатай-хан ушел в небытие».
Чагатай умер в середине 1241 года при неясных обстоятельствах, которые послужили поводом к казни наблюдавших его врачей, один из которых был китайцем, а другой – мусульманином. Чагатайский улус перешел к Хара-Хулагу, сыну Мутугэна. Мутугэн был первенцем Чагатая и, как утверждают некоторые авторы, любимым внуком Чингисхана. Правда, Рашид ад-Дин считает Хара-Хулагу четвертым сыном Мутугэна, но порядковый номер не имеет большого значения, важно то, что Чагатаю наследовал Хара-Хулагу. Улугбек уточняет, что Хара-Хулагу был избран ханом «по совету Карачар-нойона».
Сын и преемник великого хана Угэдэея Гуюк решил, что Хара-Хулагу получил власть не по праву, поскольку был жив сын Чагатая Есу-Менгу – негоже, мол, племяннику наследовать улус вперед дяди. Скорее всего причина замены одного хана другим крылась не в старшинстве, а в личных отношениях – есть упоминания о том, что Есу-Менгу был другом Гуюка. Но, так или иначе, Хара-Хулагу был вынужден передать власть Есу-Менгу (и снова Улугбек пишет: «Карачар-нойон по велению Гуюк-хана, сына Угэдэй-хана, сына Чингисхана, отстранил Хара-Хулагу-хана от правления государством» – ах уж этот вездесущий Карачар-нойон!).
Случай с Хара-Хулагу дает понять, почему правители улусов так стремились обрести самостоятельность – кому хочется жить под постоянным страхом потери власти, и кто может знать о том, что завтра надумает великий хан?
Рашид ад-Дин и Джувейни пишут о том, что Есу-Менгу оказался никудышным правителем. Дни свои он проводил в пьянстве и увеселениях, переложив все государственные дела на плечи своей жены Тукаши и визиря Беха ад-Дина Маргинани.
На курултае 1251 года Хара-Хулагу поддержал кандидатуру Менгу, сына Толуя, а Есу-Менгу, как друг покойного Гуюка, принял сторону вдовы хана Огул-Гаймыш, желавшей привести к власти одного из двух своих сыновей. Став великим ханом, Менгу провозгласил Хара-Хулагу законным правителем Чагатайского улуса. «Когда Менгу-каан стал кааном, он дал Кара-Хулагу [Хара-Хулагу] ярлык убить Йису-Менгу [Есу-Менгу] и как наследнику престола стать государем того улуса, – пишет Рашид ад-Дин. – Кара-Хулагу, не дойдя до улуса, скончался в пути, а его жена Ургана-хатун [Эргэнэ-хатун], дочь Туралчи-гургэна из племени ойрат, убила Йису-Менгу на основании ярлыка, и сама царствовала вместо [своего] мужа». Великий хан мог выдавать любые ярлыки, в том числе и дозволяющие убийство родича-чингизида.
Вдова Хара-Хулагу Эргэнэ-хатун стала регентшей при своем малолетнем сыне Мубарек-шахе, имя которого свидетельствует о принятии им ислама [97]. Собственно, института регентства в европейском понимании у монголов не было, Эргэнэ-хатун считалась соправительницей, помогавшей сыну вершить дела правления, но, разумеется, все распоряжения исходили от имени Мубарек-шаха.
Впору поверить, что на Чагатайский улус было наложено какое-то проклятье, потому что уже у первого преемника Чагатая – Хара-Хулагу – возникли проблемы с удержанием власти в своих руках. И точно такие же
