Король с Марселем приблизились к беседке. Отведя низко нависшую ветку, Марсель пропустил короля вперед.
Гассан, шедший позади, бормотал в страхе, что привидение наверняка еще здесь.
На обросшей мхом каменной скамейке сидела поникшая белая фигура. Усталость сморила ее. Вуаль сползла с лица и покачивалась, зацепившись за веточку. Светлый луч луны падал на незнакомку, почти распростертую на каменной скамье. Лицо у женщины было смертельно бледным, а веки сомкнулись, казалось, навеки.
Король удивленно взглянул в бледное, прекрасное, хотя и искаженное горем лицо — и вздрогнул. Ему показалось, что он в самом деле видит пришельца из мира духов. Это бледное лицо, эти тонкие черты принадлежали той, которую он когда‑то так горячо любил. Погруженная в забытье, перед ним на скамейке полулежала Серафи!
Король судорожно схватил Марселя за руку. В то же мгновение и Марсель увидел погруженную в сон незнакомку и с ужасом узнал в этом привидении собственную мать! И по какому‑то странному капризу памяти он тут же вспомнил белое платье и покрывало привидения Бастилии, всегда являвшегося ему как знак, показываясь в минуту величайшей опасности.
Марсель стоял, словно окаменев, не в силах шевельнуться. Его мать — на своем любимом месте, где она так часто проводила долгие часы! Нет, это не обман чувств, это не привидение! Это действительно его мать, живая, воскресшая из мертвых!
— Боже мой! — вырвалось у короля.
Это негромкое восклицание, казалось, не могло потревожить погруженную в глубокий сон женщину. Но она вдруг пошевелилась, приподняла веки и медленно осмотрелась.
Ей снились Людовик и сын. И сейчас она нисколько не удивилась, увидев их перед собой в призрачном сиянии луны, — сон словно продолжался наяву.
Король и Марсель стояли рядом, не шевелясь, словно опасались спугнуть видение. И только заметив, что Серафи очнулась, Марсель опустился на колени, увлекая за собой короля.
— Ты жива… Это ты… Моя мать… — непослушными от волнения губами прошептал он. — Ты воскресла из мертвых…
— Серафи! — осипшим голосом потрясенно молвил король.
Она медленно выпрямилась. Отблеск небесного сияния лег на ее бледные черты. Ей чудилось, что она перенеслась в те блаженные миры, где исчезает земная скорбь. Она протянула к ним руки и прошептала:
— Да, это я…
— О, Небо, какое чудо! — воскликнул король дрожащим от волнения голосом. Слезы выступили у него на глазах. Невыразимое блаженство наполнило сердце. — Серафи! Я снова встретил тебя! Бог дал мне это чудо, чтобы я мог вымолить у тебя прощение, чтобы сказать тебе, что душа моя изнывает при воспоминании о тебе и о тех счастливых временах. Я снова нашел тебя!
— Людовик! Наконец вы с сыном пришли ко мне! — произнесла она окрепшим голосом. — Вы считали меня мертвой, и Марсель тоже был уверен, что меня нет в живых. Тайну минувших лет вы узнаете… Но не теперь, не в этот час, подаренный нам милосердным Небом… — Она была так слаба, что, пошатнувшись, оперлась на плечо Марселя. — Воскресла из мертвых… — сказала она вполголоса. — Да, воскресла, чтобы случилось то, что случилось, — я вижу вас. Мой сын спасен, он стоит рядом с вами, Людовик, и это вознаграждает меня за все!
— Милая матушка, — с тревогой сказал Марсель. — Ты больна и слаба. Волнение для тебя вредно…
— Радость не убивает, сын мой, она возрождает, — со слабой улыбкой проговорила женщина. — Наконец‑то я собственными глазами вижу, что все начинает становиться на свои места… Людовик, вы нашли своего сына…
— И я буду любить его, Серафи! — пылко воскликнул король и прижал несчастную женщину к груди.
И тут со стороны дворца донесся смутный шум голосов.
Кастелянша Манон с Адриенной, поблагодарив доброго крестьянина, слезли с телеги у самого дворца и, не теряя времени, быстро направились в покои.
И Манон к своему ужасу обнаружила дверь комнаты распахнутой настежь.
— Ее нет! — закричала Манон, в отчаянии сжав руки. — Госпожа Каванак исчезла!
Адриенна с тревожным удивлением посмотрела на нее и переспросила:
— Госпожа Каванак?
Манон вскрикнула:
— Да, это она хотела видеть вас. Она была жива еще, когда я отправилась за вами, хоть и очень больна. А сейчас она исчезла. О, Боже!
Адриенна, вне себя от изумления, не верила своим ушам. Что такое говорит эта бедная старушка?
Но Манон было не до разговоров и объяснений. Она бросилась искать больную, и Адриенна, чуть дыша, последовала за ней, ломая голову — кого они ищут все‑таки? Мать Марселя жива? Можно ли верить в невероятное?
Они пробежали через парк к пруду, а оттуда по тропинке вдоль берега к старой жасминной беседке. И в испуге замерли — в беседке кто‑то был, и не один. Слышался негромкий разговор.
Что случилось? Кто там может быть в столь поздний час?
И тут из беседки‚ под руку с королем и поддерживаемая Марселем‚ медленно вышла Серафи. Яркий свет луны позволял рассмотреть все до мельчайших подробностей.
Манон, охнув, бросилась вперед и упала на колени, всхлипывая и что‑то бормоча от страха. Адриенна же застыла в оцепенении‚ — да, это мать Марселя, несчастная Серафи Каванак! И рядом с ней король, и еще кто‑то, кого она не смогла разглядеть.
Серафи, ласково погладив старушку по склоненной голове, проговорила:
— Не бойся, добрая Манон. Все хорошо. Я чувствую себя счастливой. — И взглянув на девушку, застывшую в нескольких шагах от нее, произнесла: — А вот и Адриенна Вильмон, которая всегда была мне так преданна и верна в самые тяжкие дни.
Марсель бросился вперед, протягивая руки своей невесте.
Адриенна, едва не разрыдавшись от счастья и не в силах вымолвить ни слова, упала ему на грудь.
Король, испытывая радостное волнение, заметил, что Серафи становится хуже, что она едва держится на ногах, поэтому он встревоженно окликнул Манон. И медленно, стараясь не спешить, они провели Серафи, поддерживаемую старушкой и Адриенной, во дворец. Там больную уложили в постель, и король немедленно послал в Версаль гонца за придворным лекарем.
Карета, летевшая во весь опор, привезла доктора к рассвету, и король сам повел его к больной.
Осмотрев женщину, доктор объявил, что ей прежде всего следует избегать всякого волнения. Он предписал полный покой и счел разумным, чтобы Адриенна помогала старушке Манон в уходе за больной. Более того, он решился посоветовать королю и Марселю покинуть дворец, чтобы не тревожить больную.
Король, не споря, последовал его совету, и в ту же ночь они с Марселем, в сопровождении Гассана и камердинера Бине, отправились в Версаль.
Они уезжали, надеясь, что тишина и покой окажут благотворное влияние на самочувствие столь дорогой им обоим женщины.
