Герцог, казалось, не слышал последних слов Бине. Хаос вопросов, предположений и подозрений роился у него в голове. Еще несколько минут размышлений, и решение созрело. Не представившись королю, герцог уехал из Версаля домой.
При виде его искаженного яростью лица, слуги забегали, как ужаленные. Он же велел немедленно заложить дорожную карету, намереваясь тут же отправиться в Сорбон и лично выяснить, в чем дело.
Бофор напряженно размышлял, но угадать связь разрозненных фактов не удавалось. Его охватывало неукротимое бешенство при мысли, что Марселю все‑таки удалось узнать, кто его отец. Но еще больше его бесила мысль, что Серафи жива.
Только теперь он начинал понимать, почему гроб оказался пустым. И еще то, что совсем недавно у пруда он столкнулся вовсе не с привидением, а с самой сестрой. Приходилось признать, что каким‑то неведомым способом ей удалось тогда спастись, хотя все считали ее умершей. И вот теперь сам король встретился с живой Серафи!
Для герцога не было и тени сомнения в том, что маркиза непременно воспользуется всеми этими обстоятельствами, чтобы растоптать его.
А какой позор его родовому имени! Его родная сестра на равных с этой Помпадур! Его сестра прославится как любовница короля!
Карету подали. Герцог одним прыжком вскочил внутрь и приказал кучеру:
— В Сорбон!
Его план был прост и вполне исполним. Серафи ни в коем случае нельзя оставить в Сорбоне. Ее надо увезти в парижский дворец Бофоров. А когда она исчезнет, то пусть ее ищут, сколько хотят. А за это время можно еще что‑нибудь предпринять.
Герцог, сгорая от нетерпения, то и дело раздраженно торопил кучера…
Адриенна сидела у изголовья больной, готовая исполнить малейшее ее желание.
Серафи, уже немного отдохнувшая, повернула голову на подушке и проговорила тихим, еле слышным голосом:
— Вы снова рядом со мной, милая Адриенна… Вы всегда были верны мне и каждый раз самоотверженно пытались выручить из беды моего сына, даже рискуя собственной жизнью. Я никогда этого не забуду!
Адриенна смущенно улыбнулась и с надеждой сказала:
— Дай только Бог выздороветь вам, госпожа Каванак! Теперь все наконец может устроиться так хорошо, как я уже и не надеялась. Марсель жив и находится у короля. Все превратности судьбы позади.
Серафи прошептала:
— Благодарение Небу! Теперь я могу спокойно умереть.
— Нет–нет, — воскликнула Адриенна. — Вы должны жить ради своего сына! Вы должны увидеть его счастливым и насладиться этим. Вы словно чудом воскресли для нас, и не надо больше говорить о смерти!
— Да, вы правы, Адриенна, — ответила Серафи с легкой‚ счастливой улыбкой. — Видеть сына спасенным — может ли быть блаженство сильнее? — Но улыбка сбежала с ее лица, глаза заволокла тревога. — Увы, еще не все кончено. Опасность грозит по–прежнему. Герцог! Вы ведь все знаете…
Адриенна решительно возразила:
— Герцог теперь не опасен для Марселя.
— Я знаю неистощимость его ненависти, — прошептала Серафи. — Он недавно был здесь и, увидев меня у пруда, попытался застрелить…
Адриенна в ужасе закрыла лицо руками. Потом со страхом спросила:
— Значит, он знает, что вы живы?
— Неожиданно увидев меня, он наверняка обо всем догадался, — сказала с горечью Серафи. — И теперь самому королю будет очень трудно спасти от него Марселя и меня…
— Значит, герцог был здесь, — задумчиво проговорила Адриенна.
— И наверняка появится снова, — тоскливо сказала Серафи. — Того, что случилось, не скроешь. О, Небо, только бы мне знать, что мой сын наконец в безопасности. Ведь вся моя жизнь была непрерывной борьбой с теми, кто с детства ненавидел Марселя.
— Но теперь все изменится… — с робкой надеждой промолвила Адриенна.
— Дай‑то Бог! Анатоль ненавидит и вас — за то, что вы любите Марселя. Он не останавливался ни перед чем, чтобы уничтожить нас. Он мне брат, но только по крови. Рядом с ним я всегда чувствовала только страх, а не любовь. — Серафи глубоко вздохнула и продолжала: — Но Небо покровительствовало моему сыну. Марсель — маркиз Спартиненто. Сам дож наградил его этим высоким титулом за храбрость и благородство…
За окном послышался стук колес. Серафи прислушалась. Доктор обычно приезжал в другое время. А кому‑либо еще ехать сюда незачем, — было строго–настрого запрещено пускать ко дворцу посторонних.
Вдруг за дверью раздалось восклицание, полное ужаса.
Адриенна встревоженно вскочила.
— Что такое? Что случилось?
Старушка Манон, ломая руки, вбежала в комнату.
— Милосердный Боже! — безнадежно простонала она. — Теперь‑то уж все кончено!
— Что случилось, Манон? — Серафи с трудом приподнялась на постели.
— Герцог… — бессильно выдохнула та. — Герцог приехал!
Серафи побледнела как полотно. Адриенна окаменела от ужаса. Но уже через мгновение Адриенна встрепенулась и решительно воскликнула:
— Не пускайте его сюда! Заприте двери, Манон, и скажите лесничему, чтобы преградил герцогу дорогу и немедленно послал в Версаль за помощью!
— Поздно… — безнадежно проговорила Серафи. — Анатоль уже во дворце. Я слышу его шаги.
— Тогда запрем хотя бы эту дверь! — без колебаний откликнулась Адриенна.
Манон, все так же дрожа от страха, поняла, что это единственная возможность попытаться спасти больную, и, выбежав в коридор, заперла дверь снаружи.
Герцог между тем обходил дворец, нигде никого не встречая на своем пути. Лесничего и охотников во дворце не было, а новая прислуга жила в отдельном боковом флигеле с левой стороны дворца.
Бофор, надменно выставив подбородок, толчком распахивал каждую дверь и, заглянув внутрь, двигался дальше. Наконец он подошел к двери кастелянши, привычным толчком попытался открыть, но дверь не поддалась.
Махнув рукой, он уже было направился к лестнице, ведущей на верхний этаж, но услышал за дверью какой‑то шорох.
— Что это? Мыши здесь, что ли? — заорал он. — Где старуха? Куда она запропастилась?
Он заколотил в дверь:
— Открывай, старая дура!
Ответа не было.
Взбешенный герцог позвал слугу, следовавшего за ним в отдалении, и велел выломать дверь.
Но этого не понадобилось. Дверь отворилась сама. На пороге стояла, онемев от ужаса, старушка–кастелянша. Ее так била дрожь, что она не могла вымолвить и слова.
— Почему ты не отворила сразу, старая ведьма? — накинулся на нее рассвирепевший герцог. — Кого ты там прячешь? И почему так трясешься?
Старуха зашевелила губами, пытаясь что‑то сказать, но губы не слушались ее.
А герцог, втолкнув ее в комнату, шагнул следом и, оглядевшись, спросил:
