Я внушительно сказал:
— Господа, прошу не шевелиться. Морская севастопольская контр-разведка.—Поручик, скажите, пусть застава и оцепление отдыхают (это — Воробьеву).
— Господа инженеры, кто имеет оружие, — положите на стол.
О дерево брякнули два браунинга. Я вцепился зорким подозрительным взглядом в ближнего чиновника:
— Вы Прилуцкого знаете ?
— Нет, нет,— торопливо ответил перепуганный инженер.
— Вам придется следовать за нами, — многозначительно
подчеркнул я. — А кто здесь является кассиром? Откройте кассу.
Мужчина средних лет дрожащими руками открыл несгораемую кассу.
— Поручик, посмотрите серию и номер билета.
Кассир подал пачку банковых билетов Воробьеву, а я
вынул из бокового кармана чистую записную книжку.
— Какая серия и номер?
Воробьев назвал.
— Правильно,—процедил я сквозь зубы: — посмотрите следующую пачку.
Комедия развертывалась успешно.
— Откуда вы взяли эти деньги? — обратился я к кассиру.
— Из казначейства, господин начальник.
— Из казначейства ли производили обмен?
— Из казначейства. Вот, посмотрите, неразорванные пачки.
— Это не важно,— прервал я:—вам тоже придется одеться. Поручик, просчитайте, сколько денег?
Воробьев зашуршал бумажками, инженеры стали просить меня не арестовывать их товарищей.
— Они не виноваты ни в чем, господин начальник.
— Я в этом сам уверен, господа инженеры—(здесь я был вполне искренен). — Возможно, что эти деньги попали в кассу по вине кого-либо другого. Напишите поручительство.
— 83 тысячи доложил Воробьев.
Эти деньги, как мы узнали позже, предназначались на разработку лесозаготовок и шпал для постройки стратегической линии Джанкой-Перекоп.
— Поручик, заберите деньги.
Я подмахнул шикарную расписку.
— Вот вам расписка в том, что мною отобраны деньги. Завтра явитесь к князу Туманову, и он даст вам основание на получение других денег. А теперь, господа инженеры, в ваших же интересах прошу в течение получаса не выходить из помещения, так как я буду производить недалеко от вас обыски и аресты.
Все, как один, ответили:
— Что вы, что вы! Мы до утра просидим, не выйдем.
— Извините за беспокойство, господа инженеры, до свиданья. Поручик, за мной!
Половину экспроприированных денег мы передали Пете Сердюку, члену подпольной организации среди крестьян Балаклавского района, половину взяли мы с Воробьевым для нужд революционного движения.
НОВЫЙ ПРОВАЛ И РОСТ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ
Вместо нашего комитета, расстрелянного белыми, в Севастополе сорганизовался новый подпольный комитет. Во главе его стоял Крылов (Шестаков), секретарь профсоюза. Левый эсер — он убедился, что соглашательская политика отдаляет скорейшую победу пролетариата над капиталом, поэтому порвал с эсеровской партией. В состав комитета входили: Гитин (зубной врач), Клепин, Авдеев, уполномоченные от воинских частей и порта: Губаренко, Васильев (он же Александровский), Мулеренок, Кривохижин, Замураев, Борисов, Гевлич, Кибур, Фокин, Петров, Кирлак, Наливайко и Гинзбург. Комитет печатал воззвания и распространял их среди войск. Вскоре все было готово к восстанию. Для связи со мной комитет послал в район Балаклавы «барона»[13] Мацкерле. Но один из подпольщиков, Николаев, подозревая барона в принадлежности к охранке, не выдал ему моего местопребывания.
Предварительное совещание происходило на конспиративной квартире Гитина по Екатерининской улице, д. № 33, и последнее, с представителями от воинских частей, — на Корабельной стороне, по Николаевской улице, д. 86 (Клепина),—собралось 3 марта ст. ст. 1920 г.
В первую очередь было решено захватить штаб Врангеля и особый батальон при штабе крепости: среди солдат и даже офицеров было много распропагандированных коммунистами. Затем — занять почту-телеграф, все госучреждения, вокзал и суда, стоящие на рейде.
Эта большая работа выпадала на долю войск, состоявших в ведении комитета и рабочих порта. Их насчитывалось до десяти тысяч.
К трем часам ночи комитет распределил между всеми товарищами обязанности в момент восстания и назначил сроком переворота—.ночь на 6 марта.
И вдруг нагрянула контр-разведка, затрещали пулеметы. Председатель комитета Крылов, не теряясь, стал жечь протокол заседания и другие бумаги.
В комнату ворвался юнкер, крикнувший: «Именем закона вы...», но выстрелом Крылова в упор был положен на месте.
Уполномоченные воинских частей бросились через окна и крыши. Все-таки контр-разведка захватила Крылова (Шестакова), Клепина, Губаренко и нескольких представителей от воинских частей. Мулеренку, Васильеву (Александровскому) и другим удалось бежать.
На квартирах схвачены: Гитин, Авдеев и несколько офицеров по частям; всего было арестовано двадцать семь человек. Арестованных распределили по группам. Десять человек предали военно-полевому суду.
Контр-разведка, захлебываясь от радости, смаковала события в передовой статье газеты «Юг».
Рабочие напряженно следили за участью арестованных товарищей. В порту устраивались групповые собрания и через Крымпрофсоюз старались освободить арестованных.
Военно-полевой суд 22 марта ст. ст. приговорил к смертной казни тт. Крылова (Шестакова), Гинзбурга и Наливайко. Два товарища получили по десять лет тюремного заключения, остальные оправданы. Но комендант крепости передал дело на новое рассмотрение. В ночь на 24 марта, по приказу известного палача, ген. Слащева, арестованных товарищей увезли в Джанкой под усиленным конвоем.
Рабочие порта, узнав об этом, на собрании выработали резолюцию и передали копию ее Зееаеру:
«Мы, рабочие завода и порта Морского ведомства, на совести которых нет кровавых пятен, которые при всяких властях и при всяких условиях возвышали свой голос протеста, а нередко и активно выступали против всяких насилий и расправ, узнав об увозе генералом Слащевым в Джанкой арестованных: Губаренко, Гинзбурга, Шестакова, Авдеева и других, видим в этом акте недопустимое вмешательство в дело суда и желание безгласного правежа, а может быть и без всякого суда расправиться с арестованными, воскресив этим жуткие картины застенков. Рабочие выражают свой протест против подобных расправ и требуют гласного суда над арестованными с участием защитников, для чего арестованные должны быть немедленно переведены в Севастополь, где только и явится возможность для обвиняемых выставить своих свидетелей.
«Рабочие понимают этот чудовищный акт как вызов рабочему классу. Принимая этот вызов, рабочие заявляют, что они никогда как с подобными актами, так и с «чрезвычайками» примириться не могут и будут вести с ними самую решительную борьбу. Кроме этого мы заявляем: может быть, Крыму будет суждено вновь переживать ужасы «чрезвычаек»,[14] и тогда у нас, рабочих, до сих пор успешно боровшихся с «чрезвычайками» в Севастополе, будет выбита из рук действиями нынешних властей возможность спасти жизнь многих. Пусть это будет на совести тех, кто творит произвол и, главным образом, на вашей совести, генерал».
