заметил Марсден, глядя на часы.
Днем в ясную погоду телеграфное сообщение из Плимута доходит за пятнадцать минут. В недавней поездке Хорнблауэр видел исполинские семафоры, а год назад, под Брестом, сам такой уничтожил. Верховые курьеры, сменяясь днем и ночью, довозят депешу за двадцать три часа. В коляске на почтовых он покрыл то же расстояние за сорок – теперь казалось, что не часов, а недель.
– Депеша, перехваченная капитаном Хорнблауэром, достойна внимания. – Барроу говорил с тем же показным равнодушием, что Марсден; трудно было сказать, подражание это или пародия.
На то, чтобы прочесть депешу и сделать выводы, Марсдену потребовались считаные секунды.
– Итак, теперь мы можем воспроизвести послание его императорского и королевского величества императора Наполеона. – Улыбка, сопровождавшая эти слова, была такой же сухой, как и голос.
На Хорнблауэра – возможно, из-за последней реплики Марсдена – накатило странное состояние. Перед глазами плыло от голода и усталости, мир вокруг сделался нереальным, и нереальность еще усиливалась соседством этих двух джентльменов. В мозгу рождались дикие, безумные замыслы, но они были не безумнее мира, в котором он очутился, – мира, где целые флоты приводятся в движение одним словом, а императорские депеши служат предметом шуток. Хорнблауэр про себя отмел свои идеи, как бред сумасшедшего, однако они продолжали логически достраиваться в голове, образуя фантастическое целое.
Марсден смотрел на него – сквозь него – холодным равнодушным взглядом.
– Возможно, вы сослужили большую службу королю и отечеству. – Это следовало расценить как похвалу, однако будь Марсден судьей, выносящим обвинительный приговор, фраза прозвучала бы точно так же.
– Надеюсь, что так, сэр, – ответил Хорнблауэр.
– И почему вы на это надеетесь?
Вопрос был обескураживающий. Обескураживающий, поскольку ответ был столь очевиден.
– Потому что я королевский офицер, сэр.
– А не потому, капитан, что ожидаете награды?
– Об этом я не думал, сэр. Все произошло по чистой случайности.
Словесный поединок слегка его раздражал. Возможно, Марсдену игра доставляла удовольствие. Возможно, она вошла у него в привычку из-за необходимости постоянно осаживать честолюбивых офицеров, жаждущих продвижения в чине.
– Жаль, что депеша не особо важна, – продолжал тот. – Она лишь подтверждает то, о чем мы и раньше догадывались: Бони не собирается отправлять подкрепление на Мартинику.
– Но если взять ее за образец… – начал Хорнблауэр и тут же умолк. Безумные идеи, облеченные в слова, стали бы еще нелепее.
– За образец? – повторил Марсден.
– Что именно вы предлагаете, капитан? – спросил Барроу.
– Я не могу больше тратить ваше время, джентльмены, – промямлил Хорнблауэр; он стоял на краю пропасти и мучительно пытался в нее не рухнуть.
– Вы дали нам намек, капитан, – сказал Барроу.
Отступать было некуда.
– Приказ Вильневу от Бони: во что бы то ни стало немедленно выйти из Ферроля. Надо будет придумать какое-нибудь объяснение: скажем, Декрес [80] сумел вырваться из Бреста и оба флота должны встретиться у Клир-Айленда, так что Вильневу необходимо сию минуту поднять якоря. Это способ навязать Вильневу сражение, которое сейчас так нужно Англии.
Теперь все было произнесено. Две пары глаз пристально смотрели на Хорнблауэра.
– Идеальное решение, капитан, – сказал Марсден. – Если бы еще оно было осуществимым. Как все было бы замечательно, будь у нас способ вручить такой приказ Вильневу.
Вероятно, секретарь Адмиралтейского совета выслушивал безумные прожекты, как победить Францию, по семь раз в неделю.
– Бони наверняка регулярно отправляет приказы из Парижа, – не сдавался Хорнблауэр. – Как часто вы шлете приказы главнокомандующим из этого кабинета, сэр? Адмиралу Корнваллису, например? Раз в неделю? Чаще?
– Не реже, – признал Марсден.
– Думаю, Бони пишет чаще.
– Скорее всего, – согласился Барроу.
– И эти приказы везут по дорогам. Разумеется, Бони не доверит их испанской почтовой службе. Офицер – французский офицер, кто-нибудь из императорских адъютантов – скачет с депешей через Испанию, от французской границы в Ферроль.
– Да? – Марсден заинтересовался хотя бы настолько, чтобы вложить в это слово вопросительную интонацию.
– Капитан Хорнблауэр два года собирал сведения о французском побережье вблизи Бреста, – вмешался Барроу. – Его фамилия упоминается во всех депешах Корнваллиса, мистер Марсден.
– Это мне известно, мистер Барроу. – Оказывается, Марсден умел быть резким, когда его прерывают.
Хорнблауэр мысленно набрал в грудь воздуха и продолжил:
– Депеша подделана. Небольшой отряд высаживается на безлюдном участке Бискайского побережья. Его члены под видом испанских или французских чиновников едут по горной дороге к границе. Им навстречу скачут курьеры с приказами Вильневу. Подстеречь курьера, убить, если потребуется… а лучше, если повезет, подменить его депешу своей. Если же это не удастся, один из членов отряда поворачивает назад и, выдавая себя за французского офицера, вручает приказ Вильневу.
В этом и состоял план – пусть фантастический, но, по крайней мере, не очевидно безумный.
– Вы говорили, что знаете испанские дороги, капитан? – спросил Барроу.
– Видел некоторые из них, сэр.
Хорнблауэр вновь повернулся к Марсдену и увидел, что тот все так же пристально его изучает.
– Вы больше ничего не хотите добавить, капитан? Я уверен, вам есть что сказать.
Возможно, это была издевка; возможно, Марсден подталкивал его к тому, чтобы выставить себя еще большим дураком. Однако Хорнблауэр и впрямь многого не позволил себе сказать, главным образом потому, что это многое было так очевидно. Мысли ворочались с трудом, тем не менее он готов был
