– Хорошо, пятьдесят франков и дорожные, – отозвался генерал, который до этого не проронил ни слова.
– Отлично, папаша Сула! – обрадовался месье Фламан. – Он, видно, редко говорит, но слово его на вес золота. – Он пошире распахнул дверь, посторонился и, улыбаясь, пригласил ночных посетителей: – Проходите оба. Бижу – не в форме, Коко – прихрамывает, я запрягу вам Марион. На вид невзрачная эта кляча, но тянет будь здоров! Поверьте на слово, мадам Сула.
Генерал и мадам Сула присели в конюшне, пока месье Фламан запрягал лошадь.
Проходя мимо, хозяин конторы по перевозкам и транспорту осветил их своим фонарем…
– Извините! – сказал он. – Папаша Сула еще не обносился! – заметил он с долей зависти и добавил: – Лошадей не стало. Работа остановилась. Сейчас сап повсюду. На прошлой неделе у нас пали два жеребца.
Через полчаса все было готово. Генерал и Тереза разместились внутри невзрачного экипажа. Месье Фламан взобрался на передок и взял в руки вожжи, его жена в ночной рубахе и спальном колпаке отворила ворота.
– Но! Марион! Пошла! – прикрикнула она. – За работу!
Старая кобыла пустилась в путь, повозка покатила, трясясь по булыжной мостовой.
– До свидания, мамаша Фламан, – крикнул кучер. – Следи за Бижу и Коко. Если найдутся желающие, тебе придется кучерить. Но! Пошла! Что за дела, плетется, как черепаха!..
Экипаж спустился кое-как по улице Арп. Марион была старая кляча, но никогда не сдавалась.
До шлагбаума в Нейи все было спокойно.
На заставе у шлагбаума уже знали о побеге Куатье и генерала. Экипаж осмотрели, а мадам Сула пришлось повторить рассказ о больном ребенке.
По кобыле Марион сразу было видно, что путники ехали недалеко.
Как только миновали шлагбаум, генерал сказал:
– Без вас, мадам, я бы пропал. Я вам очень благодарен и очень признателен. Чем бы я мог быть вам полезен?
– Мне ничего не нужно, – ответила Тереза.
– Вы счастливы? – спросил граф Шанма.
– Я не жалуюсь, – проговорила мадам Сула.
– Ваша работа вам нравится? – допытывался генерал.
– Нет, она мне не по душе, – призналась Тереза.
– Видно, что у вас были в жизни лучшие времена, – медленно проговорил граф.
– Я крестьянка, мой муж был рабочим, – объяснила Тереза.
Потом наступила пауза, которую неуверенно нарушил генерал:
– На какое-то мгновение мне показалось, что я вас где-то раньше видел?
– Вы ошиблись, – странным тоном произнесла Тереза.
– Но вы все-таки меня знаете? – спрашивал генерал де Шанма.
– Такая женщина, как я, может вас знать, и вовсе необязательно, чтобы вы знали ее, – ответила Тереза и опустила голову, словно хотела скрыть от генерала свое лицо.
Опять наступила пауза в разговоре, обоим стало неловко. Генерал первым нарушил молчание:
– Признаюсь, мадам, что я заинтригован. Вы были так внимательны ко мне, и все же в вашем отношении ко мне чувствуется какая-то горечь.
Тереза сухо усмехнулась:
– Скажите еще, что я затаила на вас обиду!
– Может быть, я, сам не зная того, обидел вас… – задумчиво проговорил граф.
Она перебила его, рассмеявшись.
– Вы догадались, – тихо сказала Тереза. – Я стояла на тротуаре, а ваша великолепная карета обрызгала меня грязью. Пятна так и остались на моем платье.
– Я много бы дал за то, чтобы увидеть ваше лицо, когда вы мне это говорите, – сказал генерал.
Тереза заметила:
– Вы видели мое лицо. Оно с того момента не изменилось.
– У вас есть дети? – поинтересовался генерал.
– У меня была дочь, – совсем тихо ответила Тереза, голос у нее дрожал.
– У вас никого не осталось, – догадался генерал.
– Никого, – уже без дрожи в голосе произнесла Тереза.
– Я вам уже сказал, что заинтригован, добавлю, что я в смятении. У меня большое состояние… – начал было генерал.
– Тем лучше для тех, кого вы любите! – оживилась Тереза.
Генерал смотрел на нее в темноте.
– Но все же, – настаивал он, – может быть, я могу вас чем-то отблагодарить за вашу доброту?
– Хорошо, – неожиданно согласилась мадам Сула.
– Чем же? – спросил граф де Шанма. Тереза подумала и почти шепотом сказала:
– Вы передадите со мной письмо мадемуазель Изоль де Шанма и позволите поцеловать ваших дочерей. Это мой каприз.
– Будет сделано, обещаю вам… но… Если бы вы поведали немного о себе, моему замешательству был бы положен конец… – попросил генерал.
– Мне нечего вам рассказать о себе! – довольно резко прервала его мадам Сула.
Вдруг она добавила, внезапно передумав:
– Может, все-таки стоит рассказать кое-что, чтобы не скучать в пути. Вам будет интересно послушать.
Повозка катилась медленно и они все еще находились в Нейи. Напрасно месье Фламан покрикивал через каждые десять шагов: – Но, Марион! Но, кляча! Марион никуда не спешила и медленно передвигала ноги. Казалось, ей нравилось выслушивать понукания хозяина.
Тогда в ход пошел хлыст, и по костлявому хребту бедного животного пробегала дрожь; однако кляча только прижимала уши и продолжала тащиться шагом.
– Это история моей подруги, – сказала Тереза после небольшой паузы. – Моей единственной настоящей подруги: крестьянки из той же деревни, что и я. Возможно, я ошибаюсь, полагая, что эта история вас заинтересует. Вы ведь военный и наверняка знаете множество подобных историй…
Мадам Тереза украдкой взглянула на своего спутника и возобновила рассказ:
– Ее звали Мадлен. Ее отец, хозяин небольшой фермы, прямо скажем, не купался в золоте, однако и не нуждался. Он очень любил свою дочь и баловал ее.
У нее были прекрасные веселые глаза, гибкий и тонкий стан, а волосы… На ярмарке за них бы дали не меньше десяти с половиной пистолей. Да! Ей неоднократно предлагали за них три или даже четыре луидора! Но она не рассталась бы со своими волосами ни за деньги, ни за золото.
Во всем потакая ей, отец способствовал тому, что, взрослея, девушка становилась страшной кокеткой.
Неважно, где это случилось, может – здесь, а может – там. К чему название той деревни? Генерал, граф де Шанма, знает лишь, как называется местность, где он хозяин. Ведь сколько бы ни совершали революций, всегда будут хозяева, всегда будут богатые и блистательные вельможи, которые, проходя через бедную страну, забирают с собой счастье чужих семей!
На ярмарке шарлатаны берут лишь волосы для продажи; совсем другое дело, когда речь идет о человеческом сердце! Есть проходимцы, умеющие под покровом ночи выкрасть сердце, но нет закона, наказывающего тех, кто похищает и забирает с собой чужую честь и чужое счастье.
В нашей деревне, находившейся недалеко от города, разводили лошадей. Поэтому на каждой ферме были прекрасные большие конюшни. Когда проходили войска, пехотинцев отправляли в город, а кавалеристы останавливались у нас.
