— Э, да вы тот самый молодой джентльмен, которого я только что видел в лавке! Что это вам вздумалось преобразиться? Готов поклясться, что вы что-нибудь напроказили. Впрочем, меня это не касается. Пойдемте, я вас провожу.
Когда они прошли несколько ярдов, матрос обернулся и вдруг спросил:
— Скажите, вас там очень секли?
— Меня никто не сек, — отвечал Джо.
— Да? Ну, я этого про себя сказать не могу. Мне, бывало, каждый день доставалось… А вот и харчевня. Войдемте. Если у вас нет денег, я могу вас угостить завтраком.
Матросик сел у маленького столика с одного края, Джо с другого, и они спросили себе чаю, хлеба и сыру. Позавтракавши, молодой матрос спросил:
— Ну, куда же вы теперь? Не в матросы ли собрались?
— Я ищу себе места, — отвечал Джо, — и мне все равно, куда бы ни поступить.
— Вот что я вам скажу. Я убежал от свои друзей и поступил в матросы — и до сих пор каюсь. Трудно. Каторжная работа. А вам уж и вовсе не выдержать, как я на вас погляжу. Не ходите в море. Право, это будет безумием с вашей стороны.
— Да я в матросы и не стремлюсь, — отвечал Джо, — но ведь нужно же как-нибудь зарабатывать себе пропитание. Вы такой добрый, посоветуйте мне.
— Когда вы подошли ко мне у окна магазина, я просто изумился, до какой степени вы похожи на одного моего знакомого мальчика, который, — бедняжка! — на днях утонул здесь возле корабля, пришедшего из Индии.
— Как же это он утонул бедняга?
— Видите ли, его тетка, добрейшей души старуха, держит маркитантскую лодку, на которой подвозит к кораблям разные товары: иголки, нитки, черствые булки, гнилые яблоки, заплесневелые пироги, трубки, селедки — все, что хотите. Мальчик Питер был ее правой рукой, потому что она сама не читать, ни писать не умеет. Недавно он подъехал в лодке к кораблю, а было сильное волнение, он стал лезть по канату на корабль, канат оборвался и вместе с ним упал в воду. Питер не умел плавать и утонул. Вы на него очень похожи. Старуха с удовольствием возьмет вас на его место, у нее никого теперь нет. Это гораздо лучше, чем идти в матросы, работать, как на каторге, не доедать, не досыпать… Вы как хотите?
— Я нахожу, что вы очень добры. Я буду рад поступить на это место.
— Она очень добрая старуха, сердечная такая. Отпускает в кредит, когда у кого денег нет. Боюсь даже, не слишком ли она много верит. Ей часто не платят. Так я сегодня же с ней поговорю, потому что она придет к нам на корабль, а я буду там. Только где я вас найду сегодня вечером?
— Где вы назначите, там я и буду.
— Ладно. Встретьте меня здесь в девять часов. Я приду с окончательным ответом. А теперь мне пора, пора!
Матросик схватил сверток со своей обновкой и бегом побежал на пристань.
В комнате было много матросов и женщин, но все были заняты своими разговорами, и на Джо никто не обращал внимания. Он посидел недолго после ухода товарища, расплатился и попросил женщину у прилавка взять на хранение его узелок, говоря, что в девять часов он опять придет.
— Хорошо, юноша, все будет цело и сохранено, — отвечала та, кладя узелок под конторку. — Отдадим, как только спросите.
Джо несколько успокоился. Хотя он хорошенько еще не понял, в чем будут состоять его обязанности, но думал, что справился с ними: ведь не боги горшки обжигают. Он прогулялся по улицам, потом вышел на пристань и остановился у решетки, любуясь оживленной картиной большой гавани. К пристани как раз в это время подъехала лодка, в которой Джо сразу же, по догадке, узнал маркитантскую лодку, описанную матросом. В ней, кроме товаров, перечисленных матросиком, находились еще многие другие: портер в бутылках, пиво в бочонках, лук, порей, и вообще самые разнообразные предметы. На кормовом сидении восседала толстая-претолстая женщина.
Лодочник причалил к пристани. Толстая женщина вышла на берег. Лодочник подал ей в руку корзинку, длинную палку и еще несколько других вещей, в том числе какой-то узел, по-видимому, с грязным бельем для стирки.
— Боже мой! Куда я со всем этим денусь? — вскричала толстая женщина. — Тебе, Вильям, никак нельзя оставить лодку, а здесь больше нет никого, кто бы мне помог.
— Хотите, я вам помогу? — сказал Джо, сбегая по ступенькам вниз. — Что вам донести прикажете?
— Ты добрый, милый мальчик, — сказала она. — Вот, взял бы тот узел, а с остальными вещами я уж справлюсь сама.
Джо разом вскинул узел себе на плечо.
— Да ты сильный! Это хорошо! — сказала старуха. Джо пошел за ней с узлом. Они подошли к небольшой двери совсем недалеко от пристани, и старуха попросила его подняться в первый этаж, что тот и сделал.
— Я вам больше не нужен? — спросил Джо, садясь на узел.
— Нет, миленький, нет. Но я должна тебе заплатить за твое беспокойство. Ты сколько бы желал получить?
— Нисколько, — отвечал Джо, — и я ничего с вас не возьму. Прощайте, будьте здоровы.
Джо сошел вниз хотя старуха звала его назад, и опять пустился гулять по улицам Грэвсенда. Вскоре ему надоело ходить по мостовой, и он вышел опять на ту дорогу, где он встретился с Эммой Филипс. Наступил уже вечер когда он повернул обратно в город — и вдруг увидал Эмму, возвращавшуюся из школы домой.
Девочка сделала вид, что не узнала его, и хотела пройти мимо, но Джо сказал:
— Вы разве меня не узнаете?
— Я вас узнаю, — улыбнулась она, — но зачем вы надели другой костюм? Я думала о вас весь этот день и даже, знаете, получила черный билетик за плохие ответы, — прибавила девочка со вздохом.
— Значит, я косвенный виновник! — сказал Джо. — Это мне очень неприятно.
— О, ничего не значит. Со мной это случилось в первый раз после долгого промежутка, и я маме объясню, почему так вышло. Но зачем вы оделись юнгой, разве вы уходите в море?
— Нет, не собираюсь. Напротив, я надеюсь скоро получить место здесь в городе, и мы можем видеться всякий раз, когда вы будете идти домой. Могу я вас проводить до дому?
— Пожалуйста. Я буду очень рада. До дому оставалось ярдов двести, не более, и Джо прошел с Эммой все это расстояние.
— У меня к вам просьба, — сказал после некоторого колебания Джо. — Обещайте мне ее исполнить.
— Что такое?
— Сохраните мою тайну. Когда вы будете рассказывать вашей матушке про меня, по встречу со мной, не упоминайте о том, что я из джентльменского костюма переоделся в матросский. У меня на это есть свои причины, о которых я не могу никому говорить. Я и то вам давеча утром сказал о себе больше, чем вообще могу рассказывать. Другому я бы этого не сказал.
Девочка подумала немного и отвечала:
— Хорошо. Мне кажется, что я и права не имею рассказывать о том, о чем меня просили не говорить. Но все-таки про встречу с вами я матери должна рассказать.
