светилась мягким желтоватым светом. Перед самым отверстием Шере сел и переместился таким образом, чтобы видеть происходящее в комнате, а самому оставаться в тени. И его старательность была вознаграждена! Херду-Анх лежала на своём широком ложе почти совершенно обнажённой, и только узкая полоска ткани прикрывала её тело от живота до бёдер. Шере впился взглядом в раскинувшиеся груди объекта своего обожания и мгновенно позабыл обо всём на свете, весь погрузившись в чувственное созерцание.
Из этого состояния его вывел грубый мужской голос:
– Ну и что ты тут делаешь?
От неожиданности Шере отшатнулся и потому не увидел, как в комнату снизу вошёл мужчина. Только когда его голова заслонила собой красавицу на ложе, он догадался, что эти слова обращены не к нему. Просто Пашеду пришёл в спальню к своей жене.
– Что делаю я? – раздался бархатный голос Херду-Анх. – Нет, это что делаешь ты, пока я здесь томлюсь в ожидании? Неужели ходил к своей новой наложнице?
– К новой наложнице? – голос Пашеду звучал озадаченно.
– Ну да. К той девчонке, которую ты притащил неведомо откуда и сразу же позаботился о её внешности. Я рассмотрела её сегодня за обедом – на неё нанесли столько притираний и краски, сколько и на мне никогда не было!
– А, ты об этой бродяжке… – Пашеду присел на постель и снова открыл Шере вид на наготу своей супруги.
– Давай лучше займёмся чем-то поприятнее, – сказал Пашеду и, нагнувшись, положил руку на грудь Херду-Анх.
Незнакомое прежде чувство шевельнулось в душе Шере, и он отвернулся. Неизвестно, возникли ли уже ростки любви в его юном сердце, но совершенно точно можно сказать, что ревность в нём уже поселилась.
Совсем недавно он застал мать с отцом за занятием, о котором ему тогда ещё ничего не было неизвестно. Он инстинктивно понял, что делают отец с матерью и испытал очень сильный стыд от того, что созерцал это. Они не заметили сына, и он убежал в сад, где до утра заливался слезами от чувства утраты чего-то такого, что, как он чувствовал, ушло безвозвратно.
После того случая Шере уже не мог относиться к матери как прежде. Он испытывал по отношению к ней всё ту же сыновнюю любовь, но на его душу были нанесены первые шрамы – разочарования и, как ему казалось, предательства.
Сейчас он испытал похожее, но более сильное чувство. Вдруг неудержимо захотелось ворваться в покои госпожи, убить – да, именно убить – ненавистного ему теперь Пашеду, подтвердив тем самым свои права на то, чего он совершенно неожиданно для себя возжелал совершенно по-мужски.
Желание это было настолько сильным, что Шере непроизвольно глубоко вздохнул и застонал. Тут же возня внизу прекратилась и раздался голос Пашеду:
– Что это там? Там кто-то есть!
И тут же его ступни коснулись пола, о чём Шере оповестил характерный шлёпающий звук.
– Я поднимусь наверх, – сказал он, и Шере уже услышал звуки его шагов, когда вступила Херду-Анх:
– Ты уйдёшь и оставишь меня в таком состоянии?
– Но я сейчас вернусь, любовь моя!
– Не возвращайся, – обиженно ответила Херду-Анх. – И не приходи ко мне больше, пока я тебе не разрешу.
Похоже, что в её словах содержалась какая-то понятная Пашеду угроза, потому что он тут же сказал примирительно:
– Да ну его… никуда не пойду. Скорее всего послышалось, а может, там просто что-то упало.
И снова раздался звук приземления грузного тела на ложе.
– Нет, дорогой, теперь подожди, – жеманно сказала Херду-Анх. – Теперь я тебя помучаю. Пока не расскажешь, для чего ты притащил в мой дом этих оборванцев, не касайся меня.
– Твой дом? – удивился Пашеду.
– Ну конечно, любимый. Ведь если ты завёл себе новую игрушку, то я разведусь с тобой, а ты же помнишь, что сказано в нашем брачном договоре?
Пашеду недовольно запыхтел.
– Что эта усадьба останется за тобой… конечно, помню. Но что ты будешь делать здесь без рабов и слуг? Ведь тут нужны руки!
– А я выйду замуж за того, кто мне даст всё это, – быстро ответила Херду-Анх и в голосе её послышался металл.
– Ну-ну, ладно тебе, – снова пробубнил Пашеду. – У нас нет причины для развода. Пусти-ка меня к себе, подвинься.
– Нет, я сказала, – твёрдо ответила Херду-Анх. – Итак? Что ты собрался делать с этой девочкой и этим мальчиком?
– Ну хватит тебе, ну что за ревность, – начал сокрушаться Пашеду. – Это я не для себя поймал девчонку. Она уедет в гарем к одному моему другу выше по реке… в Иун-Та-Нечерт2. Он хорошо платит за таких девочек. Куплю тебе новое ожерелье!
– Ах, вот оно что, – сказала Херду-Анх. – Значит, вот куда пропадают дети твоих рабов.
– Ну конечно, – сказал Пашеду. – Просто покупатель очень страстный, страстный до ярости… к сожалению, этих девочек надолго не хватает. Но у этого есть и приятная сторона – он хорошо платит за новых. А эта – ну ведь просто находка. Я сразу понял, что если её отмыть и приодеть, она будет настоящей красавицей!
Услышав о намерениях Пашеду в отношении Эй-Нефер, Шере пришёл в ужас. Но где же она сама? Почему её до сих пор нет? Может быть её уже отправили к тому страстному и яростному господину?
И Шере хотел было рвануть на третий этаж, чтобы убедиться, что с Эй-Нефер всё в порядке, когда следующие слова заставили его задержаться.
– Ну а мальчишка-то тебе зачем? Или твой друг не гнушается и мальчиками? Убери-ка руки, Пашеду. Пока всё мне не расскажешь, я не разрешаю меня касаться.
– Ах, любовь моя, ну за что ты меня терзаешь? – огорчался Пашеду. – Нет, мальчишка совсем для другого. Ты же знаешь, что источник моего состояния – тот город мёртвых на север отсюда.
– Ну да, ты продаёшь чародеям высушенные сердца тех, кто лежит в могилах. Это, кстати, очень тяжёлый бета́, ты же знаешь.
– Сердца и другие внутренности… – подтвердил Пашеду. – Там и безделушки неплохие попадаются, но обычно дешёвка, по сравнению с хати3. Хотя помнишь ту прекрасную брошь, которую ты отказалась носить, узнав, откуда она? Это была роскошь! Недаром даже царица не могла отвести от неё глаз, увидев на груди у жены номарха…
– Ну да, но мальчик-то тут при чём? – нетерпеливо повторила Херду-Анх.
– Так ты не поняла? Мальчишку никто не ищет. Я продам его всё тем же чародеям, а они уж знают, как его распотрошить… его хати…
От ужаса Шере на время потерял способность двигаться. Но слух его ещё более обострился.
– Живое сердце, живая печень… да это для них просто клад, – продолжал Пашеду. – За него заплатят как за два десятка высушенных сердец. Я уже сегодня послал гонцов к троим. Посмотрю, кто даст больше…
– Мерзкое занятие у твоих друзей, – донёсся до Шере тихий голос Херду-Анх. – Мерзкое и противное богам.
– Ну это меня не касается, – ответил Пашеду. – Я, во
