class="p1">Опасаясь открывать предприятие самостоятельно (что он, знал об этом, бывший кадровый военный?), он вложил деньги в виноторговца, и в строителя. «Я должен был с самого начала заподозрить неладное», – подумал Тулл. Как только он передал монеты, оба предпринимателя стали неуловимыми. То, они всегда были слишком заняты, чтобы увидеться с ним, то находили причины прервать свои встречи.
Так продолжалось несколько месяцев, пока терпение Тулла не лопнуло, и он не потребовал доказательств того, куда делись его деньги. Наконец, ему показали бухгалтерские книги, но, к его разочарованию, он был сбит с толку плотными столбцами расходов, долгов и текущих затрат. Тулл не любил цифры, и, похоже, и виноторговец, и строитель знали это. Ворча, подозревая, что ему морочат голову, но не имея возможности доказать это, и не желая прибегать к физическому насилию по отношению к гражданским лицам – не было ничего необычного в том, что недовольные граждане тащили солдат в суды, – он был вынужден удовлетвориться обещанием виноторговца о «наступлении лучших времен» и клятвой строителя, что их дела скоро наладятся.
«Сделайте так, чтобы это произошло побыстрее, – прорычал Тулл, – или вы мне заплатите из собственного кармана». Угроза возымела некоторый эффект – по крайней мере, к нему начали поступать какие–то дивиденды. Не те суммы, которые ему обещали, но это было начало. Он понятия не имел, вернет ли он, когда–нибудь ту сумму, что вложил. Злясь на себя и немного смущенный, он ни словом не обмолвился об этом Сироне. По крайней мере, он вложил только четверть своего состояния. Остальное, погребенное под полом их с Сироной спальни, прослужит ему до конца дней, если он проявит благоразумие, а также оставит приличную сумму для Артионы. Улыбка тронула его лицо при мысли о приемной дочери.
Случилось так, как будто его услышали боги.
Тулл приблизился к "Волу и плугу"; мгновение спустя из парадной двери таверны вышла Артиона. Она заметила его не сразу, что позволило ему немного ей полюбоваться. «Она стала уже почти женщиной», – подумал он. Двенадцати лет или около того, высокая для своего возраста и к тому же эффектно выглядевшая. В ней сквозила уверенность – теперь он видел это по ее вздернутому подбородку и бесстрашному взгляду, с которым она смотрела по сторонам, и который напомнил Туллу его самого в молодости. Привил ли он это сам Артионе, или это было заложено в ней с рождения, он не знал, да и не заботился об этом. Грамотная, уверенная в себе и финансово обеспеченная, под руководством Сироны и Тулла из нее получилась бы прекрасная деловая женщина. С божьей помощью она выйдет замуж и тоже заведет детей, но любой мужчина, который захочет руки Артионаы, должен сначала показать себя Туллу.
– Отец! – Артиона его увидела. Все ее самообладание исчезло; она подбежала к нему, снова став маленькой девочкой.
Туллу было все равно, что рядом находились солдаты, которые узнавали его за десятки шагов. Его сердце переполнилось радостью, и он заключил ее в крепкие медвежьи объятия. – Ты не меня ищешь?
– Нет. – Она немного отстранилась и выразительно закатила глаза. – Мама отправила меня к мяснику. Нам понадобилось больше мяса на кухне.
– Тогда лучше поторопись. Ты же не хочешь заставлять ее ждать. Скилакс не пошел с тобой?
– Он спит у огня.
Тулл улыбнулся: – Я должен был догадаться. Собака, которую они спасли вместе с Артионой, теперь была их домашним любимцем, а его любимое место было у большого очага в таверне. – Может быть, мы возьмем его с собой на прогулку попозже?
– Я бы с удовольствием. – Артиона махнула рукой и вприпрыжку убежала.
Тулл смотрел, как она убегает. Она не была его кровной дочерью, но он любил ее так, как если бы она была его родной кровинкой. Он удочерил ее больше года назад и сделал своей единственной наследницей по его завещанию. Он всегда думал, что у него будут сыновья, но Сирона давно вышла из детородного возраста, и их мечте не суждено было сбыться. И все же Тулл был доволен Артионой даже больше, чем он мог себе представить. Она и Сирона были для него светом жизни, в то время как своих солдат из Восемнадцатого он считал, почти-что сыновьями.
«О, Боги, каким я становлюсь старым и мягкотелым», – подумал он, широко распахивая дверь и заходя внутрь "Вола и плуга".
Его обдало волной теплого воздуха, знакомой смесью мужского пота, вина, древесного дыма и готовящегося мяса. Зал был полон, почти все столики заняты. Посетителями были обычные легионеры и ветераны, с небольшим количеством представителей местных племен. Тулл повернул голову, оценивая настроение и, как всегда, выискивая признаки неприятностей. Не увидев ничего, он направился к бару, длинной деревянной стойке справа от комнаты. За ней находилась кухонная зона, где готовили еду для постояльцев.
Остановившись у очага, он наклонился, чтобы погладить Скилакса, который сонно махнул лапой.
– И это ты называешь шрамом? Взгляните на это. – Голос принадлежал коренастому ветерану с короткой белой бородкой. Задрав правый рукав туники, он обнажил пурпурный рубец, который тянулся до плеча и дальше. – Я должен был потерять руку, я должен был ...
Его спутники кивнули и пробормотали что–то в знак согласия.
Зеленоглазый мужчина с широкой ухмылкой ткнул большим пальцем через стол в худощавую фигуру с почти черными волосами, чуть длиннее, чем обычно у солдата. – Подумать только, Луций, ты прослужил почти двадцать лет и получил всего один маленький шрамчик.
– Первые несколько лет мне везло, – сказал Луций. – Потом я сломал ногу и несколько месяцев ходил на костылях. От меня не было никакой пользы моему центуриону, поэтому он отправил меня в госпиталь – видите ли, в то время там не хватало рабочих рук. К тому времени, как моя нога зажила, один из хирургов решил, что меня лучше использовать в качестве санитара. Так я там и остался.
– Тогда откуда у тебя вообще шрам, если ты не участвовал в схватках?
Тулл посмотрел в их сторону; Белая Борода указывал на шрам на внутренней стороне правой руки Луция, возле запястья.
– Железная накладка для прижигания или что–то в этом роде? – спросил Белая Борода.
Луций выглядел смущенным. – Нет.
– Что это было, расскажи нам, ты, собака! – потребовал зеленоглазый мужчина.
– Я обжегся горячей сковородкой, когда жарил мясо, когда был пьян, – пробормотал Луций.
Тулл улыбнулся, услышав гул
