Пообедав, он отправился искать себе приют на ночь, что было не особенно трудно, так как вследствие эмиграции, а главным образом — усиленной деятельности гильотины в последние восемнадцать месяцев, множество помещений пустовало, и хозяева рады были всякому жильцу, лишь бы он не навлек на них нареканий со стороны местных отделений Комитета общественного спасения. Закон предписывал владельцам наемных помещений в течение двадцати четырех часов по приезде нового жильца сообщать о прибытии его в полицейское бюро с описанием его наружности, предполагаемого общественного положения и занятий. Однако назначенный срок оказывался иногда очень растяжимым в зависимости от щедрости нового постояльца. Таким образом, Блейкни, часто меняя квартиры, находился в сравнительной безопасности.
Подыскав себе квартиру подальше от своего прежнего жилища, он решил хорошенько отдохнуть до наступления темноты. Когда же опустилась ночь и стало безопасно показываться на улице, он приступил к поискам брата Маргариты. С этой целью Блейкни прежде всего отправился на Монмартр и стал с беззаботным видом слоняться по соседству с той улицей, где жил Арман. Он не мог справиться о своем зяте в его квартире, будучи уверен, что если Арман не арестован, то за ним неотступно следят. Его внимательные глаза уже заметили двух рабочих, настойчиво наблюдавших за домом на улице Круа-Бланш, где жил Арман. Без сомнения, это были шпионы, но Блейкни не мог знать, за кем именно они следят.
Побродив часа два, он уже решил направиться к тюрьме Шатле, в которую должен был попасть Арман, если бы его арестовали, как вдруг увидел Сен-Жюста, медленно бредущего по улице. В то время как он проходил мимо уличного фонаря, Блейкни заметил, как Арман был бледен и как осунулось его лицо. В ту же минуту и Арман взглянул на него, но, к счастью, ничем не выдал своего волнения, очевидно, зная, что за ним неусыпно следят. Вскоре он скрылся в дверях своего дома, и в ту же минуту Блейкни увидел, как к двум шпионам присоединился третий, и все трое о чем-то оживленно стали переговариваться.
Блейкни стало ясно, Сен-Жюст получил свободу лишь для того, чтобы сделаться приманкой для поимки более важной дичи. По выражению глаз молодого человека Перси понял, что Арман не знал, что Жанна на свободе; сердце благородного вождя Лиги наполнилось жалостью, и в душе его проснулось страстное желание сообщить несчастному, что его любимая в сравнительной безопасности.
После короткого раздумья он решил отправиться в свою последнюю квартиру, куда Арман, может быть, писал ему в надежде, что он вернется в Париж. Ни на минуту не забывая своей роли, Блейкни тяжелой поступью рабочего медленно шел по улицам, тесно прижимаясь к домам, чтобы быть менее заметным. Дойдя до церкви Сен-Жермен л’Оксерруа, он медленно обошел вокруг всего дома, пытливо глядя во все стороны, чтобы убедиться, что за домом не следят. Видимо, Арман не заносил сюда никакого письма, иначе дом, несомненно, находился бы под надзором ищеек Эрона; но он мог теперь прислать весточку, зная, что его вождь в Париже. Поэтому Блейкни решил наблюдать за домом, а в этом искусстве он достиг такого совершенства, что мог преподать помощникам Эрона небесполезный урок. Прячась под воротами, он прокараулил до полуночи, изрядно промокнув в своей тонкой блузе под мелким, пронизывающим дождем; затем он отправился домой и, подкрепившись несколькими часами здорового сна, в семь часов утра снова был на своем наблюдательном посту.
В нахлобученной на глаза шапке, искусно загримированный, с коротенькой глиняной трубкой во рту, с босыми грязными ногами, он стоял неподалеку от своего бывшего жилища, засунув руки в карманы поношенных брюк, напоминая своим внешним видом опустившегося бродягу.
Ему не пришлось долго ждать. Запертые ворота отворились; из них вышел привратник и принялся мести улицу. Минут через пять со стороны набережной показался маленький оборвыш и медленно пошел вдоль улицы, стараясь разобрать надписи на домах. Наконец он приблизился к дому, возле которого притаился Блейкни.
— Раненько же ты поднялся, голубчик! — проворчал Перси, вынув трубку изо рта.
— Это правда, — ответил бледный маленький мальчик. — Мне надо отнести записочку, кажется, вот в этот дом.
— Верно! Можешь отдать ее мне.
— Нет, гражданин, — ответил мальчик с внезапным страхом. — Это к одному из жильцов. Я должен отдать ему самому.
— Я сам передам записочку, малыш, — проговорил Блейкни, которому инстинкт подсказывал, что это было письмо к нему от Сен-Жюста. — Я знаю того гражданина, кому назначено письмо. Ему будет неприятно, если об этом письме узнает привратник.
— О, я не покажу его привратнику, — промолвил мальчик. — Я сам поднимусь на лестницу.
— Послушай, сынок, — спокойно произнес Блейкни, — ты сейчас отдашь мне письмо и получишь за это пять ливров.
Боясь, что привратник не пустит оборванного мальчишку в дом и отнимет у него письмо, Блейкни решил помешать этому. Если бы у него дошло дело до объяснений с привратником, Бог знает чем бы все кончилось. Хотя привратник раньше и относился к своему постояльцу дружелюбно, но в сутки многое могло перемениться и обязательный привратник мог неожиданно переродиться в опасного шпиона. К счастью, он на минуту вошел в дом, и Блейкни, решив воспользоваться этим моментом, еще раз повторил свое условие.
— Пять ливров! — воскликнул мальчик. — О, гражданин! — Он уже схватился за письмо, но остановился, густо покраснев. — Тот гражданин тоже дал мне пять ливров, — застенчиво произнес он. — Он живет в том доме, где моя мама привратница. Он очень добр к ней, и мне хотелось бы сделать все так, как он велел.
Славный мальчуган, подумал Блейкни, его честность искупает не одно преступление этого города, от которого сам Бог отступился. Однако на него, кажется, придется действовать страхом.
Он вынул руку из кармана, и мальчик увидел, что его грязные пальцы сжимают золотую монету.
— Отдай мне сейчас письмо, — сказал Блейкни, грубо схватив мальчика за плечо, — а не то…
Пошарив у мальчика за блузой, он вытащил скомканную, грязную бумажку.
Мальчик заплакал.
— Вот тебе пять ливров, — сказал Блейкни, сунув ему в руку золотую монету, — отдай это матери и скажи вашему жильцу, что письмо у тебя насильно отнял высокий человек. Беги, пока я не надавал тебе пинков.
Испуганный мальчуган не стал дожидаться дальнейших приказаний и пустился бежать, крепко зажав в кулачке золотую монету; через минуту он скрылся из виду.
Блейкни не сразу прочел письмо; он быстро засунул его в карман и медленно побрел к себе домой. Только очутившись в своей каморке, он развернул письмо и прочел:
