Через пару дней из Розеу привезли настоящую донью Катарину, которая оказалась жива и невредима. Так что ее мужа не казнили, а лишили дворянского звания, всех титулов, привилегий и полученного обманом состояния, после чего король велел прогнать его вместе с любовницей из страны, куда они не смели вернуться под угрозой смерти.
Говорили, что, узнав о столь позорном наказании, дон Перналь просил у короля, чтобы его казнили как дворянина, но мысли о незавидной участи любовницы, выброшенной на улицу, без покровительства и помощи, сделали свое дело, и бывший рыцарь принял свою судьбу с героической покорностью.
Стараниями дона Санчуса большую часть схваченных женщин удалось оправдать и отпустить на свободу. Десятерых же из них, успевших оклеветать себя, ждала неминуемая смерть.
Переодевшись в женское платье, я навещала вновь свободную и вернувшую все свои деньги и земли донью Катарину Перналь. Знакомство с ней свел и дон Санчус, который, подобно мне, был поражен глубиной познаний и мягким характером этой дамы.
При доне Санчусе я все еще играла роль молодого человека, состоявшего на службе у его племянника, в то время как с доньей Катариной была вдовой господина Алвиту. Запутанная, в общем, получилась история.
Глава шестая. Сердечные тайны и греховные наклонности
Много времени спустя я узнала, что донна Катарина Перналь, великодушная в своем милосердии, простила своего бывшего мужа. Узнав от дона Санчуса подробности допроса и о том, с каким достоинством держался обманувший ее рыцарь, как он защищал свою любимую, она сжалилась и дала им денег на переезд в Испанию и покупку приличного дома.
Тем не менее следствие шло к концу, и я понимала, что еще немного и мне вновь придется прощаться с доном Санчусом, которого я любила всем сердцем, несмотря на то, что он некрасив и годится мне в отцы. Предстоял серьезный разговор, в результате чего я должна была либо снова занять место придворной дамы в свите графини Литиции Альвару, либо, взбунтовавшись против ненавистного любовника, уйти от него, чтобы уже не расставаться с Санчусом.
Я пришла в гостиницу, где поселился дядюшка, не желая докучать племяннику. О моем визите дон Санчус был предупрежден накануне запиской, но, случись у него свои дела, он не стал бы дожидаться, приказав слуге впустить меня и задержать до его возвращения.
Дон Санчус ждал меня, сидя в старом кожаном кресле. При виде меня он вежливо приподнялся, подавая мне руку для поцелуя. Мы обменялись вежливыми приветствиями, после чего поговорили о произведенном следствии и о восстановительных работах в городе после землетрясения, невольными свидетелями которого мы оказались. Через три дня он намеревался закончить дела при дворе и отправиться домой.
Разговор не клеился. Я чувствовала, как в воздухе невидимой пеленой нависает напряжение. Так бывает перед грозой, когда небо уже заволокло тучами и гром бродит где-то совсем рядом. То и дело сверкает молния, а дождя все нет да нет. Не без удивления для себя я понимала, что дон Санчус и сам ждал этого разговора, а теперь не может подобрать нужных слов.
Наконец он нашелся и, попросив слугу принести напитки и не беспокоить нас, подошел к дверям и задвинул засов. Я удивилась. Никогда еще дон Санчус не проявлял такой секретности по отношению ко мне.
– Я многим старше вас, милый Ферранте, и хотел бы поговорить с вами, как говорил бы с родным сыном.
Я напряглась.
– Скажите, многие считают меня умным и проницательным человеком. Многие и даже сам король жалуют меня своим вниманием, доверяя самые сокровенные тайны, – он посмотрел на меня, отмечая, как я среагирую.
Я прижала руку к груди и почтительно склонила голову.
– Милый Ферранте. Мне приходилось распутывать сложнейшие дела, многие из них были посильнее соломоновых задач. Да, – он мечтательно поднял глаза, словно призывая в свидетели своих побед молчаливое небо. – Поэтому мне особенно неприятно, если в моем доме что-то скрывают от меня. Какую-то важную тайну. Представьте себе, Ферранте, что в моем собственном доме, под моим носом творятся дела, о которых я ничего не знаю. А потом кто-нибудь из моих знакомых вдруг открывает мне глаза. А я – известный человек, в прошлом профессор Коимбрского университета, стою как дурак, не зная, что сказать?
Я побелела, перед глазами поплыло, лоб покрылся холодным потом.
– Представьте себе хозяина, давшего своему работнику деньги на покупку двух белых овец, вдруг узнает, что тот обманул его и купил белую и черную. Что бы вы сказали об этом деле, милый мой?
– А что, хозяин сам не видел, каких овец купил его слуга? – не поняла я.
– Может, и не видел. Может, был где-нибудь далеко и не имел возможности проследить, – нетерпеливо поморщился дон Санчус.
– Черные овцы сейчас ценятся вдвое дороже, – подумав, разрешила загадку я. – Работник просто молодец, если сумел купить черную овцу по цене белой. Теперь, если господину не угодно держать черную овцу, он может сменять ее на две белые или одну белую и вернуть деньги, продав вторую.
– Вы не о том, – дон Санчус замахал на меня рукой, чтобы я замолчала. – Пример явно неудачный. Я толкую о том, что для такого человека, как я, привыкшего распутывать чужие тайны, невыносимо узнать, что под его носом его же слуга держит свои секреты, которые могут быть узнаны посторонними. И тогда чего же будет стоить моя репутация? Моя честь, наконец?
Я молчала, не зная, что и сказать. Обычно дон Санчус имел обыкновение выражаться яснее.
– Ну, хорошо, – он избегал смотреть мне в глаза. – Отчего вы отказали нашей милой Клариссе? Вы что же, не любите женщин?
– Я?! – комок застрял у меня в горле.
– Признаюсь, мне давно уже следовало сделать вам внушение. На свадьбе моего ненаглядного племянничка я видел, как вы с ним целовались за шторой. Признайтесь, у вас с ним что-нибудь было?
Я затравленно качнула головой, на глазах выступили слезы.
– Не думайте, что я собираюсь вас учить жизни, но поймите, все это излишки молодости, они скоро пройдут. В то время как брак – это на века. И вы могли бы жениться на любящей вас Клариссе и стать счастливым до конца своих дней.
Я помотала головой, не смея возражать.
– Скажите, Ферранте, есть ли что-то еще, чего я не знаю? То, что вы скрыли от меня? Какая-то тайна? Признаться, я спрашиваю это не из праздного любопытства. Умирая, мой верный Карнелиус, старый воспитатель и лучший друг, если, конечно, так можно назвать простолюдина… так вот, в бреду он даже назвал вас девушкой!
Услышав ужасное признание, я чуть было не кинулась на колени перед добрейшим доном Санчусом, желая одного, признаться в своем грехе, и пусть бы тогда он бил меня, пока не убил. Лучше уж он, чем дон Альвару! Лучше умереть от руки человека любимого, чем стать жертвой того, кого ненавидишь и презираешь!
