— Но, дядюшка, — возразил господин де Сен-Совер, — у меня есть и другие показания.
— Какие же?
— Прежде всего, показания кучера дилижанса по прозвищу Гаво.
— Так! И что же он говорит?
— Во-первых, он утверждает, что узнал господина де Венаска по фигуре.
— А во-вторых?
— Во-вторых, он слышал разговор между ним и паромщиком Симоном на переправе.
— О чем же они говорили?
— Симон очень предан семейству Венаск.
— Это я знаю.
— Когда черные грешники переправлялись, капитан подошел к нему, а он тихонько сказал: "Ох, господин Анри, никогда бы я не подумал, что это вы! "
— А что ответил капитан?
— "Молчи, слишком длинный язык до добра не доводит".
— И Гаво подслушал этот разговор?
— Да.
— А Симон подтверждает?
— Сначала отрицал. Но именем закона и правосудия я велел ему поклясться на распятии сказать всю правду, и тогда он признался.
— Он видел капитана без капюшона?
— Нет.
— Но считает барона виновным?
— Да.
Они немного помолчали, после чего господин Феро спросил:
— Когда слушается дело?
— В эту сессию, то есть через две недели.
— Это невозможно.
— Но как же, дядюшка…
— Осторожно, осторожно, племянник! — сурово сказал старик. — Жизнь человеческая — не игрушка. Никто не имеет права требовать казни, пока сохраняется хотя бы самое слабое подозрение в невиновности. Дискреционные полномочия следователя позволяют вам требовать переноса этого дела на другую сессию, и вы это сделаете, потому что вскоре…
— Что — вскоре?
— Возможно, будет доказана невиновность господина де Венаска, и я помогу тебе это сделать.
— И вы верите в его невиновность, дядюшка?
— Верю, — ответил старик.
Твердость убеждения, звучавшего в его голосе, поразила господина де Сен-Совера, но нисколько не убедила.
Про себя молодой следователь подумал даже так: "Дядя оказался невиновен, старик ошибался — поэтому теперь и хочет оправдать его племянника, хотя тот и виновен…"
— Так что, — продолжал господин Феро, — обещай мне ходатайствовать о переносе на следующую сессию.
— Хорошо, дядюшка.
— А через неделю приехать в Ла Пулардьер.
— Хорошо, дядюшка, только…
— Там ты сможешь продолжать следствие, — закончил старый советник. — А я, как уже сказал, помогу тебе и тем, что знаю, и своим опытом.
Незадолго до рассвета дядя с племянником распрощались.
— Теперь ступайте скорей к себе, сударь мой, — говорил господин Феро, — да бросьте, будьте добры, эти тряпки в огонь.
Господин де Сен-Совер побрел к площади Сент-Альберта, где жил в старом особняке напротив особняка Венасков.
Проходя через площадь, он поглядел на дом, хозяин которого находился в тюрьме, как последний преступник, и его поразила мысль: "А что, если я ошибаюсь, а дядюшка прав?"
Эти слова он сказал вслух.
За шторами особняка трепетала свеча. Кто же не спал эту ночь в вечно пустом доме?
Что за печальная душа проводила всю ночь в молитвах?
Долго глядел господин де Сен-Совер на этот таинственный огонек, совсем позабыв, что рассвет застал его в костюме трубадура, от стыда за который только что покраснело чело старого магистрата!
VIII
Господин де Сен-Совер вернулся домой.
Слуга помогал ему раздеться, а он не сводил глаз с окна, за которым все мерцал тот же свет, пытаясь одолеть первые утренние лучи.
Господин де Сен-Совер все не мог понять, кто же мог приехать в этот вечно необитаемый особняк, и когда он пытался ответить себе на этот вопрос, ему на ум пришло одно воспоминание.
Он вспомнил, как восемь месяцев тому назад однажды довольно поздно возвращался домой и точно так же увидел свет в одном из окон особняка напротив.
Только тогда он не придал этому слишком большого значения.
Но было одно обстоятельство, благодаря которому он точно знал, в какой именно день заметил он эту свечу.
Господин де Сен-Совер прекрасно помнил, что вышел тогда с бала у президентши N, а поглядев на соседское окошко отеля де Венаск, усмехнулся с высокомерным довольством: "Подумать только: а ведь госпожа де Сен-Совер могла бы жить там и зваться баронессой!"
Потом он заметил свет в окне и подумал так: "Неужто они явились на зиму в город из своего захолустья?"
Теперь, пока лакей помогал ему раздеваться, господин де Сен-Совер припоминал все это.
Отчего?
Он и сам не знал.
Но раздевшись и отпустив лакея, он не лёг в постель, а открыл секретер, поискал записную книжку, куда имел обыкновение вписывать самые разные события, и без труда нашел там дату бала у президентши N.
Это было 27 апреля.
Через два дня после этого бала состоялась высадка герцогини Беррийской.
Но почему молодому следователю было так важно знать эту дату?
Этого он сам себе не мог объяснить.
Так или иначе, спать он не лёг.
Нет: он стоял, облокотившись на подоконник закрытого окна, и, не сводя глаз, смотрел через площадь на особняк Венасков.
Занялась заря, и в багряном небе внезапно расцвел золотистый сноп: провансальское солнце заструилось по крышам.
Свеча в окошке погасла.
Приступив к работе, господин де Сен-Совер взял то самое дело, над которым чах уже полтора месяца. Беседа с советником Феро крепко засела у него в памяти. Иногда суровый голос старого прокурора как будто наяву вновь и вновь доказывал ему, что вся совокупность улик против Анри де Венаска ни о чем еще не говорит. Он перечитывал одно за другим показания, записанные под его диктовку секретарем в следовательском кабинете, и все больше разделял мнение своего дяди. Все, казалось бы, говорило против барона, но ничто не доказывало его виновность категорически.
Господин де Венаск был в тюрьме. Не старая ли его тетушка приехала в Экс и молилась всю ночь?
Иногда господин де Сен-Совер, отрываясь от работы, задавал себе именно этот вопрос.
Наконец он встал и позвонил.
— Это я узнаю, — сказал он вслух.
Вошел весь заспанный лакей, всю ночь ожидавший хозяина.
— Батистен, — сказал ему господин де Сен-Совер, — ты малый смышленый, я тебе дам одно деликатное поручение.
Лакей встрепенулся.
— Разузнай, не приезжала ли мадемуазель де Венаск вчера в город.
— Это я и так могу вашей милости сказать, — ответил лакей.
— Правда?
— Вчера вечером стоял я на площади с парой приятелей, и тут подъехала карета вроде той берлины, в которой ездит ваш дядюшка. Лет сто, должно быть, этой карете.
— И подъехала она к дому Венасков?
— Точно так. Въехала во двор, и ворота за ней затворили.
— Кто же в ней сидел?
— Старая дама и молодая девица, обе в черном, да еще старик-слуга. Мои приятели ему очень вежливо поклонились.
— Прекрасно. Большое тебе спасибо.
И господин де Сен-Совер отослал лакея.
Старая дама — это, несомненно, была мадемуазель Урсула де Венаск. Должно быть, она, несчастная, приехала в Экс хлопотать у судей, пытаться использовать старые связи своей семьи и заявлять о невиновности племянника.
Но молодая девица?
Господин де Сен-Совер тщетно ломал себе голову, кто бы это мог быть, а между тем инстинкт подсказывал ему: верно, не старая дева, а юная девушка ночь не спала и жгла до зари на окошке свечу, которую он приметил.
Полномочия судебного следователя безграничны. Все двери открываются перед ним по первому требованию. В интересах закона он может входить куда угодно.
Господин де Сен-Совер решился. Он встал из-за стола и сказал себе:
— Я желаю знать, кто эта девушка.
Он оделся, уже без помощи Батистена, не в наряд трубадура, а в костюм магистрата: надел черный редингот, повязал белый галстук и взял под мышку черный сафьяновый портфель.
Госпожа де Сен-Совер вернулась с бала на рассвете и еще спала.
Молодой следователь вышел из дома и перешел через площадь (впрочем, совсем маленькую), застроенную домами одинаковой архитектуры.
