Александр Витт - Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава

Набрав код Анри, я совершенно точно его разбудил. И плевать мне было: он штатный ангел, похмелье для него — тьфу, а не проблема. Не то что для некоторых.

— Через час, жду.

Через час с четвертью шорох крыльев разогнал туман над Трубецким бастионом Петропавловки. Я стоял в позе Лермонтова на дуэли и смотрел на Неву. Угадать можно было только очертания другого берега — по нему плелась бесконечная жёлтая лента автомобильных фар. «Она никогда не кончится, — подумал я. — Ну, может быть, построят какие-нибудь воздушные дороги, магнитные подушки, в общем, разную научно-фантастическую муть. Но линия будет всегда, как и люди, живущие в этом городе с каменной крепостью посередине огромной реки». Почему же провидение выбрало для единственного укоренившегося на планете Сценария фундамент Выборгской башни? Наверное, потому что в самом начале «Выборга — Густава» города здесь ещё не было…

Повернувшись к Анри, я долго всматривался в его лицо в туманной дымке. Силы были только стоять.

— Расскажи мне все, — попросил я тихо.

— Ты дал нам подсказку, когда вызвал шефа из леса под Тихвином. На тебя же было смотреть страшно! «Это не Хелена», — сказал ты тогда. И мы начали внутреннее расследование. Довольно быстро установили, что Леонид Валерьянович как на работу ходит к Братцу. Докладов об этом, конечно же, никому не делает. Алиса ничего не знала. Хотя — и здесь я тебя тоже удивлю — это наш единственный достоверный канал связи.

Я вздернул бровь, но особо не удивился. Я давно подозревал в Алисе ведьму, но вот доказательств у меня пока не было. Отличный выбор. Думаю, она могла собой гордиться.

Анри продолжил:

— Ну мы, конечно, установили необходимые устройства. Лаврик наш — агент неопытный, даже не проверил, — Анри присел на край парапета и затянулся беломориной. — Нам даже не пришлось ничего придумывать — Мессир держал его за полного дурачка, рассказывал старые сказки на новый лад. А когда они будто бы случайно столкнулись с Алисой в приёмной Мессира, карты пришлось выложить. Теперь этот идиот рассказывает нашей Алисочке все тайны их с Братцем общения, так что мы сняли с его задницы всю аппаратуру слежения. И ещё, Вольдемар, ты должен знать: он вербовал Белку сам. И когда Сценарий начал раздваиваться, сделал всё, чтобы ты был именно в нужном Мессиру состоянии. Это было совершенно бесчеловечно с его стороны…

— А Егор?

— Ну… это отдельная история. Он вообще ничего играть был не должен, он страшный-престрашный, но тупой муж. Мелочная, подленькая и уверенная в себе сволочь, по сути. Но — игрок Мессира.

…и нет места рядом со мной тому, кто не будет идти рядом до конца, за горизонтом событий, которому будет всё равно — куда и где выход.

На меня накатила волна злости. И это была не простая, обычная эмоция. Это была высшей пробы, сверкающая, как стальной клинок, холодная и расчетливая дама, завладевшая моим сердцем. Только вместе с ней я мог сделать новый шаг, плюнуть под ноги и, перешагнув лужу и высоко подняв голову, пойти дальше.

На другом конце города, в квартире на Богатырском, тупо смотрела в окно та, что ранее носила имя Белка. Когда Лаврик предлагал ей раскрасить серое и тупое её существование, она не знала, что эта игра имеет последствия. Но то, что она получила, было самым неприятным. Эта сволочь оставила ей воспоминания о том, как она могла говорить с ангелами. Волшебная жизнь развалилась, рассыпалась в пыль. Стоила ли игра свеч?

…вот такая — простая, в сущности, — жизнь…

Ты можешь так!

Мои руки дрожали, голос сел, и сам я, наверное, со стороны был страшен. Хорошо, что меня никто не видел: я орал в пустоту стены, где в другой реальности висели плакатики и обрывки бумаги с напечатанными мыслями своего и чужого сочинения.

В бессильной злобе на то, что изменил сам, и то, что уже давно надо было сделать в любом случае, я вел диалог со своим прошлым. Ключевым словом в этом диалоге было слово предательство. Оставалось выяснить, кто кого предал, а также сам факт этого подлого поступка. С этим были большие проблемы, и, прооравшись, я тупо уставился на по-прежнему пустую стену.

Наверное, я очень хотел, чтобы Белка и была Принцессой. Уверенность в этом поддерживала меня на плаву все последние восемь лет.

«Хорошо, — я взял себя в руки. — Сценарии не врут — иначе с чего бы системе было давать сбой впервые за столько тысяч лет. Лаврик — вот кто настоящий предатель — говорил, конечно, правду. И вот сейчас мне оставалось только одно — встретиться с этой правдой лицом к лицу. Её наличие в моей жизни последние годы как-то ни разу не намекнуло мне — хотя бы самым неожиданным и непредсказуемым образом — на предопределенность этой линии. Все-таки тот, кто написал все эти свитки, тогда, в самом начале, был настоящий Мастер с большой буквы. А мы все — его неразумные дети, — усмехнулся я невесело. — Дураки, в общем. Надо было заниматься делом. Работой. Профессией. Ремеслом. Призванием, в конце концов».

Я стал составлять краткий отчёт в архивную службу за последнее время, начиная с того утра, когда мы с Анри стартовали из двора Управления, и заканчивая моим пробуждением в теплой светлой весенней комнате после ласковой оплеухи Лаврика. Интересно, я успел достать паралитик? Не помню, вот в чём дело…

Составление регулярных отчётов стало моей привычкой, которая не прекращалась даже в период вынужденной восьмилетней отставки. Вот и теперь я привычно сухо описывал только факты. Ни капли эмоций не пролилось на бумагу, четыре абзаца информации — нате, вводите перфокартами, и пусть завертятся магнитные накопители вездесущей ЭВМ-4510, перемалывая мою усталую, в самодельных заплатках душу.

Закончив писать, я привычным движением подошел к форточке. Замахнувшись только что сделанным самолетиком, я отправил письмо в клубящуюся неожиданную мартовскую метель, которая снежным зарядом не давала городу забыть о зиме. Провожая белого посланника, я краем зрачка увидел, что светлое пятнышко не исчезло во мгле, а необъяснимым образом стало приближаться обратно, норовя попрать все законы и того, и этого мира. Этой вакханалии было объяснение, простое, и в то же время глубоко загадочное. Настолько, что протиснувшись сквозь приоткрытую фрамугу, оно стало заговорщицки ухмыляться, разводить руками и нечленораздельно мычать. В моём кабинете с окнами на Мойку распространилось стойкое атмосферное сочетание запахов — снега, солярки из труб ТЭЦ, дорогого одеколона и, конечно, замысловатого коктейля из лучших сортов выпивки по обе стороны Атлантики. Передо мной стоял Анри собственной персоной. Стоял — это громко сказано, стоять он мог весьма условно. Летать ему, видимо, сегодня удавалось куда лучше. С трудом усевшись на два стула в углу, он перевел дух и быстро и несвойственно ему, почти не икая, начал говорить.