Жизнь в средневековом городе - Фрэнсис Гис

которой укладываются каменные нервюры. Деревянная «арка» не везде идеально соответствует форме будущей каменной, поэтому там, где это нужно, ее очертания корректируют, подкладывая стружку или камень.

Архитекторы Средневековья стремились придумать, как поддержать каменный свод чем-то менее дорогим в исполнении, нежели толстая стена. Римские инженеры, вообще-то, уже придумали решение — крестовый свод, представлявший собой нечто вроде двух пересекающихся полуциркульных сводов, обычных для того времени. Вес образованной структуры распределялся на ребра, что позволяло установить ее на отдельные опоры, выгадав тем самым определенные преимущества при строительстве. И хотя крестовые своды уже использовали римляне в термах Каракаллы, да и впоследствии тоже изредка встречались подобные архитектурные решения, возведение их было сопряжено с определенными сложностями. Каменные блоки различной формы должны были тщательнейшим образом обтесываться, что делало эту строительную технику дорогостоящей.

Когда средневековые инженеры нашли иной способ опереть свод на устои, была изобретена готическая архитектура³³. Римляне, хоть и были знакомы со стрельчатой аркой, почти не нашли ей применения в своих постройках. Открытие, что две стрельчатые арки, пересеченные под правильным углом, образовывают чрезвычайно прочный каменный скелет, который может надежно опираться на четыре опоры, принадлежит французским инженерам XII века. Необходимые для этого камни было легко вырезать, а промежутки между ними легко заполнить — последнее даже не требовало особого мастерства со стороны каменщика. Установленный на опоры свод нового типа можно было поднять на удивительную высоту — и за умеренную цену. Чем выше свод, тем больше пространства для окон и, следовательно, лучше освещена церковь. Однако сложностей по-прежнему хватало. Чем выше свод, тем более надежно требовалось укрепить его опоры, чтобы они смогли выдержать распор, грозивший опрокинуть стены наружу.

Сначала эту трудность преодолевали, придавая дополнительную толщину внешней стене в месте соединения с ребром свода. Но такой способ делал невозможным строительство боковых нефов церкви. Эффектным решением проблемы стал аркбутан — каменная конструкция, изгибающаяся аркой над низкой крышей бокового нефа, чтобы соединиться с точкой, где ребро свода соединялось с поддерживающей его опорой.

К 1250 году сложная комбинация опор, нервюр и аркбутанов превратилась в законченную рабочую систему, которая поразила бы даже римских инженеров.

Средневековые строители имели лучшее теоретическое понимание структурных связей, нежели их римские предшественники, нередко использовавшие неоправданно тяжелые опоры. При этом последним также не был знаком теоретический расчет нагрузки или даже просто точные измерения. В конструкциях готических соборов полно небольших погрешностей, и порой случаются даже обрушения сводов. Однако с теоретическим обоснованием или без него новая технология, как правило, работала, да так хорошо, что, несмотря на свое вынужденное происхождение из мер экономии, она встала в один ряд со многими другими выдающимися инженерными достижениями. Более того, она открыла такие социальные и эстетические возможности, что в результате только увеличила стоимость церковного строительства. В XII веке центральный неф одного из первых готических соборов, Нуайонского, возвысился на двадцать четыре метра. Затем достиг тридцати пяти метров собор Парижской Богоматери, тридцати восьми — Реймсский собор, сорока двух — Амьенский, а собор в Бове, только начатый в тот период, стремился превзойти высоту в сорок пять метров. Шпили над колокольнями простирались даже намного выше, так что Руанский собор удерживает лидерство с высотой сто пятьдесят метров, обогнав пирамиду Хеопса.

Развитие готической архитектуры не случайно совпало с периодом растущего благополучия людей. Епископ Труа не смог бы взяться за строительство нового собора Святых Петра и Павла в XI веке — не только из-за отсутствия строительной техники, но и из-за нехватки средств.

Деньги на оплату строительства собора поступали из нескольких источников. Помимо неуклонно растущих доходов капитула и связанных с ним структур, добавилась также прибыль от индульгенций, составлявших монополию епископа. Многие алчные вельможи заключали с Богом мир при помощи щедрых пожертвований в фонд строительства собора. Особенно изобильным источником были завещания³⁴. Церковь неустанно и весьма умело агитировала прихожан составлять завещания в ее пользу. Реликвии, отчасти оправдывающие возведение соборов, также помогали собирать деньги задолго до того, как здание было достроено. Священные реликвии привлекали паломников к месту строительства и вдобавок, будучи мобильными, могли быть отправлены в тур по окрестностям для сбора средств. Так, реликвии из Лана путешествовали далеко на юг, добравшись до Тура, а также на север и на запад, побывали в Англии, где посетили Кентербери, Винчестер, Крайстчерч, Солсбери, Уилтон, Эксетер, Бристоль, Барнстейбл и Тонтон, совершая при этом чудеса на всем своем пути.

Однако, даже черпая из такого бездонного ресурса, как нечистая совесть и вера в возможность духовного исцеления, немногие соборы смогли бы дождаться завершения строительства без помощи стимула совсем другого рода: гражданской гордости. Соборы принадлежали городу не меньше, чем епископу, и нередко использовались в мирских целях — например, в качестве места проведения собраний. Поэтому можно было смело рассчитывать и на финансовую поддержку со стороны горожан, не только в форме частных пожертвований от состоятельных жителей, но и корпоративных взносов от гильдий. Пекущиеся о своей репутации, блюдущие традиции благочестия и весьма богатые ремесленные гильдии соревновались друг с другом, а также с великими сеньорами и прелатами, спонсируя «стеклянные картины» на сюжеты из библейской истории и житий святых, составлявшие главную славу соборов, — а также не меньше половины стоимости затрат на их строительство. Как минимум об одном соборе, Шартрском, мы располагаем достоверной информацией: из ста двух витражей сорок четыре дарованы принцами и другими светскими аристократами, шестнадцать — епископами и иными духовными лицами, а остальные сорок два — городскими гильдиями, оставившими «подписи» в виде изображений своего ремесла.

Витражи устанавливались в окна не сразу. Собор мог оставаться незастекленным сто и даже двести лет после начала строительства. Установление витражного заполнения окон клеристория [33] в хоре являлось большим событием. Готовое панно, набранное из фрагментов цветного стекла, передавали наверх из рук в руки и помещали на горизонтальную железную направляющую с выступающими штифтами, концы которой были заглублены в кладку. Вторая направляющая с отверстиями, совпадающими со штифтами, закреплялась параллельно первой перекладине сверху. Вместе обе эти перекладины и вертикальные стойки надежно удерживали стекло и оберегали от колебаний под напором ветра.

Стекло изготавливается не рядом с собором и даже вовсе не в пределах города. Хижина стекольщика располагается в ближайшем лесу, предоставляющем мастеру топливо и сырье. Стеклоделие — очень древнее искусство, да и цветному витражному стеклу по меньшей мере несколько веков, но еще недавно оно не пользовалось спросом. Новые технологии и возросший достаток превратили его производство в крупную отрасль.

Процесс стеклоделия, принесенный в Северную Европу венецианцами, почти не изменился с древнейших времен: две части