Ознакомительная версия.
Как мне описать ту чудовищную суматоху, когда было получено разрешение грабить этот огромный город! Солдаты, маркитанты, бывшие арестанты и проститутки рьяно носились по улицам, врывались в опустевшие дворцы и уносили любую понравившуюся им вещь. Одни тащили свертки златотканой парчи и драгоценные меха, тогда как другие нацепили на себя женские и детские одежды, а преступники переодевались в самые великолепные дворянские платья. Остальные, взломав двери в подвалы и погреба, выносили все лучшее и упивались изысканными винами.
Этим ужасным грабежам подверглись не только брошенные дома, но и обитаемые, и вскоре буйство и алчность расхитителей, достигли такого опустошительного уровня, который был уже сопоставим с убытками, причиненными пожаром. Не осталось ни одного дома, не пострадавшего от бесчинства распоясавшейся армии. Жители, в дома которых жили офицеры, некоторое время верили в то, что их дома уцелеют. Напрасные иллюзии! Распространявшийся во все стороны огонь, вскоре уничтожил все их надежды.
Ближе к вечеру, Наполеон уже не чувствовал себя в безопасности в городе, разрушение которого стало необратимо, он покинул Кремль и со своей свитой переселился в Петровский замок. Я видел, как он проходит мимо, и не без отвращения подумал – вот главнокомандующий этой варварской кампании, который, похоже, стараясь не стать свидетелем этих чудовищных беспорядков, пытается пройти самой темной и незаметной дорогой. Он искал ее, но безуспешно. Языки пламени пылающей с обеих сторон улицы, которые, казалось, старались дотянуться до него, их ужасный и мрачный блеск, освещающий его преступную голову, напомнили мне факелы Эвменид – преследующих свою жертву фурий!
Генералам тоже было приказано оставить Москву. После этого распущенность солдат достигла апогея. Солдаты грабили и насиловали даже в присутствии своих командиров. Алчность солдат была вездесуща, пострадали даже церкви. Но более всех пострадал храм святого Михаила – усыпальница русских императоров. Долгое время считалось, что в ней хранятся несметные сокровища. Несколько гренадеров вошли в него и с факелами в руках спустились в обширные подземные помещения в надежде унести оттуда все самое ценное. Но вместо сокровищ они обнаружили только каменные саркофаги, накрытые красными бархатными покрывалами, к которым были прикреплены небольшие серебряные таблички с выгравированными на них именами царей и дат их рождения и смерти. Разочарованные, они снова осмотрели все здание и, наконец, в конце одной темной галереи заметили небольшой алтарь, освещаемый тусклым светом полупогасшего светильника. Они двинулись к нему, и тут перед их глазами возникла коленопреклоненная фигура хорошо одетой девушки. Увидев солдат, она вскрикнула от страха и упала в обморок. Когда она очнулась, ее привели к одному из наших генералов.
До конца своих дней я не забуду того впечатления, которое произвела на меня эта девушка. Ее лицо, в котором горе и отчаяние соединились в единое целое, было прекрасно. Придя в себя, она, казалось, совершенно не обрадовалась тому, что ей оказали помощь, чтобы вернуть ее к жизни. Мы любовались ее красотой, все сочувствовали ей, и каждому очень хотелось узнать ее историю. Генерал тоже, хотя и по совсем другим причинам, хотел услышать ее рассказ и, выдворив большинство из присутствовавших из комнаты, он попросил ее рассказать о том, что с ней случилось.
– Какой смысл, – сказала она, – рассказывать вам о богатствах дома, который в скором времени будет уничтожен? Достаточно и того, что имя моего отца уже попало в анналы истории нашей империи, и что сейчас он доблестно служит в нашей армии, которая отважно борется за свободу нашей страны. Меня зовут Павловна. Накануне вашего появления в Москве я должна была обвенчаться с одним из молодых воинов, отличившихся в битве у Можайска. Но прямо посреди свадьбы мой отец узнал, что французы уже у ворот города и остановил праздник. Он и мой муж поспешили присоединиться к армии. Наутро я и моя бедные родные услышали мощную канонаду, шум усиливался, и мы уже не сомневались в том, что нам придется уехать из Москвы. Мы кинулись бежать, но в самый разгар этого ужасного переполоха, недалеко от Кремля, огромная толпа накрыла нас и разлучила меня с моей матерью и сестрами. Я кричала и звала их, но безуспешно. Грохот пушек и испуганные крики людей заглушали меня, и в одно мгновение я очутилась действительно в ужасном положении. Тем временем французы вошли в город и шли к Кремлю – все бежали перед ними. Как и многие другие, я побежала в крепость – считалась, что там безопасно и можно укрыться от врага. Я не хотела попасть туда, где стреляют, ушла в храм святого Михаила и спряталась в царской усыпальнице. Преклонив колени, я воззвала к духам выдающихся основателей нашей страны, как вдруг в помещение ворвались озверевшие солдаты и потащили меня прочь из этого неприкосновенного и священного убежища.
Несчастная девушка закончила свой рассказ и разрыдалась. Она бросилась к ногам генерала, умоляла пожалеть ее и помочь соединиться с семьей. Генерал, однако, был более привлечен ее красотой, чем слезами. Но сделав вид, что ему небезразлично ее несчастье, он обещал ей найти ее семью. Он предложил ей поселиться в его доме ради ее безопасности, а чтобы удержать ее там, он пообещал сделать все возможное, чтобы найти ее отца и мужа. Тем не менее, зная этого человека, я прекрасно понимал, что это его показное великодушие было лишь ловушкой, чтобы обмануть бедную Павловну. То, что он решил применить грубую силу и надругаться над невинностью, стало апогеем всех ужасов этого дня. А впоследствии мы узнали, что так и произошло, все – и благородное происхождение, и очарование юности, и даже слезы были растоптаны и уничтожены.
Пережив за день столько бед и ужасов, я надеялся, что ночи набросит свое темное покрывало над этим кошмаром, но вышло иначе – ночью пожарище стало более заметным. Море неистового огня разлилось от севера до юга, дул сильны ветер, столбы густого дыма поднимались к небу – все это производило ужасное впечатление. Ничто не может сравниться с теми страданиями, которые испытывало каждое сердце, и которые в эту ночь смерти только увеличивались от воплей гибнущих людей и криков юных женщин, ищущих спасения у их рыдающих матерей, чьи слабые попытки спасти их только разжигали страсть насильников. К этим кошмарным звукам, непрерывно терзающим наш слух, добавлялся и вой гибнущих собак, которые будучи прикованными цепями у ворот московских усадеб, не могли спастись от этого гигантского пожара.
Я думал также, что хотя бы во сне я буду свободен от этих отвратительных сцен, но и по ночам самые страшные воспоминания пережитого дня продолжали мучить меня. Казалось, что усталость превозмогла, и я начал погружаться в покой, когда яркий свет близкого и страшного пожара ворвался в мою комнату и разбудил меня. Мне показалось даже, что горит моя комната. Это, однако, было не просто ощущение – подойдя к окну, я увидел, что наши кварталы в огне, а дом, в котором я жил, был в особой опасности. Огромные тучи искр осыпали наш двор и деревянную крышу нашей конюшни. Я быстро побежал к хозяину дома. Но, понимая всю степень опасности, он и его семья покинули свои комнаты и ушли в подвал – это было надежное укрытие. Там я нашел и его, и его слуг, но никакими уговорами я не смог бы заставить их уйти, поскольку они боялись наших солдат больше пожара. Отец сидел у входа и, похоже, был готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы не дать варварам обидеть его семью. Обе его дочери, бледные, с растрепанными волосами, со слезами, которые делали их еще красивее, старались не допустить его принять столь мученическую смерть. В конце концов, мне удалось, приложив большие усилия, выгнать их оттуда, ведь в противном случае очень скоро это помещение стало бы их могилой. Когда эти бедняги снова увидели свет, они равнодушно наблюдали за тем, как гибнет их имущество и удивлялись тому, что они еще живы. Тем не менее, зная, что им не причинят вреда, они не демонстрировали никаких признаков благодарности, они выглядели растерянно, подобно приговоренным к смерти и внезапно помилованным преступникам, когда страх перед смертью делает их нечувствительными к дару жизни.
Ознакомительная версия.
