что также отразилось в постановлениях – охотно приветствовали чужаков, желавших поучаствовать в уборке урожая, но не подпускали их к сбору колосьев.
Когда колосья были сжаты и связаны в снопы, а последние – уложены в копны, жители деревни перевозили урожай в свои амбары и сараи. Там зерно обмолачивали, для чего использовали древний инструмент – цеп (две палки, свободно соединенные между собой), а потом провеивали, подбрасывая в воздух на куске материи или в корзине и при необходимости обмахивая веялкой. Помимо уборки зерновых, следовало производить «выдергивание гороха», который созревал в конце сентября и должен был тщательно охраняться от воров.
Урожаи, собираемые крестьянами на своих полях, едва ли могли сравниться с урожаями на господском наделе, имевшем множество преимуществ. Приемлемым показателем для пшеницы считалось сам-третей с половиной, для ячменя норма была чуть выше, для овса – чуть ниже. При этом всегда сохранялась угроза неурожая. Согласно расчетам Родни Хилтона, в поместье епископа Вустерского средний крестьянин мог прокормить семью из трех человек, заплатить десятину Церкви и собрать достаточно зерна, чтобы продать его на двенадцать или тринадцать шиллингов: вырученные средства шли на внесение арендной платы и исполнение других денежных обязательств425. Если от него требовали денежный оброк вместо барщины, ему приходилось дополнительно продавать домашнюю птицу или шерсть либо рассчитывать на доходы жены или сыновей. Как отмечает Фернан Бродель, «оставаясь рабом своих сеньоров, крестьянин оказывается и рабом самого хлеба»426.
В период уборки урожая действовало больше деревенских постановлений, чем в течение остального года. «Записи манориальных судов пестрят упоминаниями о штрафах за кражу снопов в поле; за амбаром тоже нужно было пристально следить», – замечает Олт427. Небольшой размер средневекового снопа – до двадцати штук в бушеле – вводил в соблазн. В «Seneschaucie» перечисляются места, где обычно прятали украденное: «за пазухой, под туникой, в сапогах, в карманах, в мешочках, спрятанных возле амбара»428.
Для выпаса скота на стерне после жатвы требовалось отдельное соглашение между жителями деревни. Иногда устанавливалась общая для всех дата, например Михайлов день, – к этому времени каждый заканчивал уборку урожая. В некоторых постановлениях указывалось, что пасти скотину на своем участке можно лишь после того, как с прилегающих соседских земель уберут урожай на глубину в один акр. С коровами, способными пастись на ограниченном пространстве, проблем не возникало, но овцам и свиньям приходилось ждать конца осени429.
Молотьбу и провеивание сначала производили на господском наделе, а затем уже на крестьянских землях. Для этой работы семьи в очередной раз кооперировались между собой. Зимой наступало затишье – конечно, относительное. Нужно было ухаживать за животными, чинить упряжь и плуг. Следовало также поправлять заборы, изгороди и канавы, как на господской земле, так и на крестьянской, чтобы они служили преградами там, где пашня примыкала к дороге или тропе для скота. Требовали ухода дома, коровники, загоны и сараи, а также сельскохозяйственный инвентарь: «Хороший хозяин сам изготовляет хотя бы некоторые орудия и принадлежности»430.
Настоящими мастерами на все руки были коттеры. Не имея ни плугов, ни скота, они редко принимали участие в пахоте, а вместо этого занимались «ручной работой» – орудовали лопатой и вилами, стригли овец, сооружали плетни, сажали бобы, рыли канавы, скашивали жниво, варили эль и даже охраняли задержанных, ожидавших суда. Коттеров обычно нанимали состоятельные крестьяне во время уборки урожая за плату в виде одиннадцатого, пятнадцатого или двадцатого снопа. Жены и дочери коттеров занимались прополкой и различными подсобными работами431.
Коттеры стояли в самом низу деревенской социальной лестницы, но даже они были способны отстаивать свои права, о чем свидетельствует примечательная запись в элтонских судебных документах, относящаяся к 1300 году. Одной из немногочисленных повинностей элтонских коттеров была помощь в заготовке сена на господском наделе. Несколько человек, в том числе три женщины, были привлечены к суду «за то, что они не пришли грузить сено на телеги сеньора для его перевозки в поместье, как делали в прошлом, по свидетельству Хью, булавоносца. Они пришли и утверждают, что должны следовать этому обычаю только из любви (amor), по просьбе распорядителя или управляющего. И они просят, чтобы трое свободных держателей и другие люди расследовали это. Явились назначенные для этого присяжные и сказали, что названные крестьяне должны заготавливать господское сено на лугу, а также во дворе господина аббата, но не обязаны грузить его в телеги на лугу, если только это не делается из особой любви, по просьбе господина».
Итак, по решению суда сено хозяина поместья, собранное в копны, оставалось на его лугу, коттеры же могли ждать, пока его не привезут во двор господского дома. Управляющий признал, что не может разрешить спор без ссылки на правила и предшествующие случаи, а это предполагало сверку с записями аббатства Рэмси, и постановил, «что названные коттеры должны обсудить это требование с господином аббатом и войти в соглашение с ним». Чем закончилось дело, мы не знаем432.
Трогательная картина в «Видении о Петре Пахаре» – супруги вместе пашут, муж идет за плугом, жена направляет упряжку, рядом с ними младенец и ребенок постарше – говорит о том, что жена бедняка участвовала во всех работах, какие требовались в хозяйстве433. Однако в большинстве крестьянских семей существовало традиционное разделение между работой «вне дома» и «домашней» работой. «Домашняя» работа, которая выпадала на долю женщин, далеко не всегда выполнялась в помещении. Помимо прядения, ткачества, шитья, сыроварения, приготовления пищи и уборки, женщины занимались добыванием съестного, садоводством, прополкой, сенокосом, переноской грузов и уходом за животными. Они участвовали в уборке господского урожая, если только не освобождались от этого, и помогали в перевозке зерна для своей семьи. Нередко женщины выступали в качестве наемных работниц и иногда получали такую же плату, как и мужчины434. По мнению Родни Хилтона, крестьянки в целом пользовались большей свободой и «занимали внутри своего класса более выгодное положение, чем женщины, принадлежавшие к аристократии или буржуазии, – возможно, даже более выгодное, чем женщины в капиталистической Англии раннего Нового времени»435. Это не означает, что жизнь крестьянок была легче, чем у более состоятельных женщин, – просто на них налагалось меньше ограничений в рамках своего класса. «Важнейшая особенность их существования, о которой следует помнить, – добавляет Хилтон, – заключается в том, что они принадлежали к трудящемуся классу и участвовали в ручном сельскохозяйственном труде»436.
Для многих деревенских женщин одной из главных ежедневных забот был уход за домашним скотом. По традиции женщина обихаживала птиц, но, кроме того, она часто кормила, доила, мыла и стригла различных
