– Глядите – убежит, – предупредила тетка в халате.
– Вы тоже с нами, – распорядился милиционер.
– Да куда ж я с бигудями-то? Мне и ужин готовить пора.
– Не бойтесь, показания запишем и все. Дело-то минутное.
– Это если негр не заграничный. А то международный скандал может быть.
Ксения села в «Волгу» рядом с едва пришедшим в себя братом, и машина поехала в ближайшее отделение.
Когда девушка убедилась, что Степан чувствует себя нормально, она постаралась рассказать всю историю по порядку. Милиционер выслушал Ксанкино заявление молча, а потом покачал головой.
– Плохая версия, не убедительная. Ты лучше скажи, что негр этот приставать к тебе стал, а брат вступился. Так правдоподобнее, а главное, объясняет, откуда на ноже отпечатки Степана. Можно еще сказать, что негр здоровенный был. Если он не объявится, то брат твой много не получит. Разве что за ношение холодного оружия. Поняла?
– Нет, – Ксения старалась держаться твердо. – Нож Степка подобрал, когда тот, в маске, убежал. Брат вашу машину позже увидел.
– Ну кто поверит в эту вашу маску, – с досадой сказал милиционер.
– А как насчет того, что вы брата дубинкой избили, а ведь он вам сопротивление не оказывал?
– У него был нож, так что скажи спасибо, что мы его не подстрелили… И, кстати, когда вы насчет маски договорились? В машине?
– Это правда.
– У нас свидетель есть, так что отпираться глупо. Хоть вы с братом и даете одинаковые показания.
– Она же сама признается, что из-за кустов не могла ничего разглядеть!
– А ты – родственница и поэтому в любом случае будешь задержанного выгораживать. И хватит меня морочить. Где Степан живет?
Ксения продиктовала адрес. И вдруг ей в голову пришла отличная мысль.
– Позовите, пожалуйста, капитана Карпова. Он занят делом, которое может быть связано с этим нападением.
– У нас такого нет.
– Он из Баумановского района.
– Карпов? Точно?
– Николай Николаевич.
– Спрошу. Но тебе советую врать поменьше, а то с братом за компанию привлечем.
Милиция, появление которой так обрадовало в первую минуту, стала казаться чуть ли не такой же опасной, как неизвестный преступник. Ксанка никогда себе не простит, если Степку арестуют из-за нее. Нашли тоже врага негров и хулигана. Приезда капитана девушка ожидала в коридоре, а брат в камере предварительного заключения.
Карпов явился только через два часа. Он внимательно выслушал более спокойный и гладкий, но от этого ничуть не более правдоподобный рассказ Ксанки.
– И ты думаешь, что он в черной маске сидел в сквере и караулил тебя у Дома культуры после репетиции?
– Да.
– Ты же не банкир и не авторитет, чтобы устраивать такую охоту. Можно, конечно, сказать, что этот парень – маньяк, но даже полный придурок не станет среди бела дня натягивать маску… Кстати, а как там оказался твой брат? Случайно?
– Нет, он меня последние дни провожает на репетиции и обратно.
– То есть ты хочешь сказать, что кто-то выслеживал тебя, видел, что ты все время ходишь в сопровождении брата и все равно отважился напасть? Я скорее поверю в негра.
Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и в помещение семенящей походкой вошел толстый подполковник.
– Прошу, она здесь, – отвесил он двери полупоклон.
На пороге показалась сухощавая фигура в дву бортном костюме, с таким набором орденских колодок, что позавидовал бы любой маршал. Даниил Иванович не торопясь вошел и остановился перед правнучкой. От домашнего дедушки не осталось и следа, Ксанка невольно подобралась на стуле, ожидая какой-нибудь воен ной команды.
– Второго приведите, – сказал Ларионов.
– Есть привести, – подполковник выкатился из кабинета.
– Познакомься, дедушка, – чтобы заполнить паузу, сказала уже пришедшая в себя Ксения, – это капитан Карпов.
Николай Николаевич невольно приподнялся.
– Он Степку «приголубил»? – сверля милиционера глазом, спросил Даниил Иванович.
– Нет, другой.
– Тогда ладно, – грозный старик отвернулся, и Карпов понял, что пронесло. – Пошли.
Дед Даня развернулся и вышел в коридор.
– До свидания, – Ксанка выскочила из кабинета вслед за ним. Она засеменила за ним, впервые почувствовав власть, которую, оказывается, мог олицетворять прадед. И про орденские колодки она раньше думала, что это от юбилейных медалей. Похоже, это не совсем так.
Навстречу им уже двигался подполковник со Степкой, тот шел, свесив голову. Милиционер увидел Ларионова-старшего и остановил парня за локоть.
– Задержанный доставлен! – отрапортовал он.
– Можете идти, – сухо кивнул дед, а правнук поднял голову, не веря своим ушам.
– Дедушка?
– За мной, шагом марш! – Даниил Иванович отстранил Степку и широко зашагал дальше.
– Во – влипли, – шепнула Ксанка. – Ну теперь он нам устроит!
– Все равно, я предпочитаю домашний арест, – сказал Степан на пороге отделения, не без тайного расчета на свое положение дедова любимца.
– Алло, Шварц?
– Да, слушаю.
– Привет, это Гвоздь.
– Здорово. Что так поздно?
– Дело есть. Подходи завтра к нашей скамейке к полдвенадцатому.
– Вечера?
– Зачем? Утра, конечно.
– У меня занятия в колледже. Попозже нельзя?
– Шварц, не было бы нужно, я бы вообще тебе ночью не звонил, понял?
– Понял. А зачем?
– Я ж тебя не спрашивал, зачем тебе деньги были нужны, – зло сказал Валька. – И не базарь по-пустому.
Гвоздь позвонил ночью, во втором часу. А с утра все-таки пришлось тащиться на занятия. Витя отсидел первую пару, совершенно не понимая, о чем талдычит преподаватель. С какой целью позвал его Валька? Что это за дело, которое нельзя отложить на час? Понятно только, что пришла пора отрабатывать свой долг. Не деньги, которые Гвоздь простил, а то чувство благодарности, которое он должен был по идее испытывать к доброму Вальке. Японцы это чувство называют «гири». В силу российского, а не японского воспитания Витька испытывал не благодарность, а досаду. Получается, что долг его, перекочевав из области денег в область чувств, стал безразмерным. Его нельзя измерить, а значит, и отдать. Не ошибся ли Виктор, когда согласился на прощение? Если бы удалось настоять на еще неделе… Не удалось, Валька знал, что делает. Может быть, даже с самого начала решил повесить на него эти гири. Ведь чем-чем, а добротой Гвоздь точно не славился.
После звонка Витя отловил в коридоре старосту группы и договорился, чтобы тот его отсутствие отмечал только в крайнем случае.
– Молодец, что вовремя, – похвалил его Валька, пожимая руку. – Шварц, у нас тут стрелка наметилась с Гуней, ты у нас будешь, как атомная бомба, – оружие устрашения. Куртку снимешь, да банками поиграешь, а то у нас по живому весу недобор.
