– Разве гачупинос не относятся к креолам почти так же презрительно, как они сами относятся к пеонам?
Едва лишь эти опрометчивые слова сорвались с моих губ, как я тут же пожалел, что не могу их вернуть. Но было уже поздно: мое высказывание спровоцировало очередной виток ожесточенного спора.
Однако все рано или поздно заканчивается, и в момент затишья хозяин гасиенды склонился ко мне и доверительно прошептал:
– Брат Хуан, я специально приехал в город, чтобы встретиться с доктором, но он оказался шарлатаном: прописал мне такое лекарство, которое я бы не стал давать и свиньям. Падре говорит, что вы тоже лекарь. Помогите мне, и я щедро вас награжу.
– А что вас беспокоит, сеньор?
Он указал на свою промежность.
– Да вот, никак не могу толком помочиться. Сегодня вечером я выпил изрядное количество вина и бренди, и меня, естественно, сильно тянет отлить, но когда я пытаюсь это сделать, моча еле-еле сочится, вытекает буквально по капельке. Может, тут все дело в том, – он ткнул меня локтем и заговорщически подмигнул, – что я испробовал слишком много индейских шлюх. – И, ухмыльнувшись, мой собеседник быстро перекрестился.
Марина, сидевшая неподалеку, все это слышала, и я заметил, как ее глаза полыхнули гневом, но индианка тут же отвела взгляд.
Да и меня самого это заявление тоже порядком возмутило. Бруто утверждал, что моя мать была индианкой и якобы я сын шлюхи. Но знаете, кто такая шлюха в понимании кабальеро? Это любая индейская женщина, с которой он совокупляется, зачастую овладев силой, в уверенности, что благодаря текущей в его жилах испанской крови имеет на это полное право. Я и сам еще совсем недавно рассуждал точно так же.
– Вы испытываете боль прямо сейчас? – спросил я.
– Да, и ужасную.
– Тогда пойдемте со мной.
Я встал.
– Падре, ваше угощение было достойно короля, но у нас с сеньором Айалой есть одно неотложное дело. Надеюсь, вы нас извините.
Лизарди попытался было воспрепятствовать моему уходу: он схватил меня за руку и оттащил в сторону, поинтересовавшись:
– Что это ты затеваешь?
– Дон Айала нуждается в лечении. Я собираюсь ему помочь.
– Но ты же ничего не понимаешь в медицине!
Я ухмыльнулся.
– Неправда, ты сам наставлял меня в этом деле не далее как сегодня утром.
– Хуан, по твоей милости нас повесят!
– Не бойся, как говорится: двум смертям не бывать...
В комнате, которую падре отвел нам с Лизарди, я нашел в медицинской сумке надлежащий инструмент и отправился лечить Айалу.
Прежде чем войти к нему, я напустил на себя крайне важный и строгий вид: именно так, по моему разумению, и должен выглядеть настоящий врач.
– Приступим, сеньор, – сказал я.
– Что вы собираетесь делать? – спросил больной.
– Ложитесь на кровать. И спустите штаны.
Выйдя из комнаты, я увидел, что вся компания: Лизарди, падре Идальго, актриса, Марина и два священника – дожидается меня, сбившись в кучку в коридоре.
Хозяин дома вопросительно посмотрел на дверь и неуверенно произнес:
– Мы... Брат Хуан, мы слышали вопли сеньора Айалы. Он...
– Ты убил его! – выпалил мой «брат по ордену», весь бледный от страха и готовый в любую минуту дать деру.
Я внимательно посмотрел на Лизарди: глаза его от ужаса расширились, а колени, когда он переминался с ноги на ногу, заметно дрожали.
Я возмущенно поднял брови.
– Что за глупость пришла вам в головы? Да кто я, по-вашему, палач или врачеватель? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Сеньор Айала спокойно отдыхает. Боюсь, бедняга так громко кричал во время процедуры, что порядком устал.
Я улыбнулся Марине.
– А вы, сеньорита, кажется, обещали мне показать сад.
Она ничего подобного мне не обещала, но ответила любезно:
– С удовольствием, брат Хуан.
Мы уже как раз выходили через заднюю дверь, когда падре окликнул меня:
– Брат Хуан, а какое лечение вы к нему применили?
Лизарди весь напрягся и выкрикнул:
– Признавайся, что ты с ним сделал?
– Я выбрал метод лечения, который полностью соответствовал природе его недуга, – с ухмылкой ответил я. – Больной испытывал трудности при мочеиспускании, и я прочистил ему пенис стальным прутом, только и всего.
Марина проявила замечательное самообладание и сумела не рассмеяться, пока мы не вышли в сад.
– Айала ужасно вопил. Он умрет?
– Нет, не умрет. – Я искренне надеялся на это. – Но испытает просто адские муки.
Она сорвала розу и нюхала ее все то время, пока мы шли рядом.
– Вы очень странный человек, брат Хуан.
– Это еще почему? Говорите, дитя мое, не бойтесь.
– Ну, если позволите быть откровенной, я скажу. Очень многое в вас меня смущает. Например, ваш конь...
– Подарен мне одним владельцем гасиенды. Лошадь постоянно сбрасывала беднягу, и он почел за благо от нее избавиться. Согласен, такой скакун не слишком подходит для монаха, но мы, как вы знаете, живем на пожертвования.
– Наверное, владелец гасиенды подарил вам и эти сапоги? – лукаво поинтересовалась моя спутница.
– Конечно, бедный человек вроде меня не в состоянии позволить себе столь дорогую обувь. Обычно мы носим сандалии.
Я остановился и в упор посмотрел на освещенное лунным светом лицо Марины.
– Вы удовлетворены моими ответами, сеньорита?
– У меня есть еще один.
– Sí?
– Почему вы так странно смотрите на женщин? Ну совсем как мужчины-миряне. Разве члены вашего ордена не связаны обетом целомудрия?
– У нас это не обязательно. В каждом ордене свои порядки.
– Но разве члены вашего братства не должны стремиться к чему-то большему, чем простое плотское вожделение?
Я вздохнул.
– Вообще-то я вступил в орден недавно, не то что брат Алано, который, как мне порой кажется, родился в монашеских одеяниях. Можете считать меня обманщиком, ибо я пришел в братство не по духовному призванию... Должен признаться, что меня привела туда любовная история.
Для подкрепления своих слов я взял Марину за руку и прижал ее горячую ладонь к своей груди.
– Я был влюблен в женщину, чья семья занимала в обществе значительно более высокое положение, чем моя, и когда ее родные узнали, что она отвечает на мои чувства, то потребовали немедленно прекратить отношения. Моя возлюбленная с негодованием отказалась, и тогда ко мне подослали наемных убийц, а ее посадили под замок, и отец заявил ей, что я погиб. К несчастью, бедняжка поверила этой гнусной лжи и... и тогда... – Я замолчал, сделав вид, будто не в силах продолжить.
– Но, сеньор... – Мой рассказ не оставил Марину равнодушной. – Надеюсь, она не?..
Я кивнул.
– Увы, дитя мое... Бедная девушка не смогла жить без меня. И вонзила себе кинжал прямо в сердце. И что мне после этого оставалось делать? Выбор был невелик: я мог вступить в братство... или присоединиться к ней. Но теперь, когда я увидел вас, мне захотелось сбросить эти монашеские одеяния, опять стать мужчиной и вновь познать вкус женских губ.
