– Что ж! Ничего нет проще, пойди, посмотри список ближайших пассажиров, он вывешен в капитанской.
Среди имен Зефирина не нашла ни Триниты Орландо, ни Гермины де Сан-Сальвадор, но это ни о чем не говорило. Кровожадная волчица могла принять другое обличье. Вернувшись к писарю, Зефирина описала ему донью Гермину и ее слуг.
– Нет… Ты говоришь, с карликом, слугой и младенцем?
– Но если вы ее увидите, ни в коем случае не говорите, что я здесь, вы понимаете, мессир, я хочу сделать сюрприз, – поспешила добавить Зефирина.
Снисходительный писарек, думая, что речь идет о любовной интрижке, обещал сохранить тайну.
– Я вернусь за новостями, – сказала Зефирина.
Выйдя из дворца, она заколебалась, что предпринять дальше. Гро Леон стремительно пикировал на нее. Он «навестил» с воздуха все палубы кораблей, фелук на реке и у набережных, но не заметил и тени доньи Гермины.
Несколько следующих дней Зефирина и ее спутники прочесывали город: мадемуазель Плюш – церкви, Пикколо – постоялые дворы, Гро Леон – шикарные кварталы. А Зефирина, несмотря на протесты Артемизы, обошла бедные улочки.
Зная о странных вкусах доньи Гермины, Зефирина была уверена, что ее дьявольская мачеха нашла пристанище в каком-нибудь темном жилище без окон на улицу.
С того времени, как Зефирине пришлось жить среди нищих Рима[67], она научилась разговаривать с отбросами общества и отваживалась забираться даже туда, где не рисковали появляться альгвасила[68] – даже в бандитские притоны.
Через несколько дней она подружилась с пикарос[69], которые никому не уступали дорогу. Они принимали ее за юного любителя приключений.
Она решила даже проникнуть в Los Naranyos[70], настоящий Двор Чудес, населенный прокаженными и профессиональными нищими.
Теперь Зефирина знала Севилью лучше, чем кто-либо. Она отдавала себе отчет, что этот город полон противоречий: блеск и нищета, любовь и преступление… Она продала ростовщику свои последние жемчужины. На это золото она могла покупать сведения, надеясь напасть хоть на какой-нибудь след.
Все было напрасно. Донья Гермина, казалось, улетучилась.
Ужасное сомнение закралось в душу Зефирины: «Может быть, она, очертя голову, бросилась не в том направлении?»
В конце концов единственным источником информации был Гро Леон. Но не заблуждалась ли чистосердечная галка? Не осталась ли донья Гермина в Толедо, сговорившись с «Карлом-кровопийцей»? А может быть, она и на самом деле отправилась в Саламанку? И теперь нашла убежище в Португалии.
В отчаянии Зефирина терзала свой мозг. Ночью она не могла спать. Снова и снова возвращаясь к своим мыслям, она засыпала только на рассвете.
Как-то утром Зефирина внезапно проснулась, прижавшись носом к спине Плюш. Пикколо уже сидел на своем тощем коврике. Гро Леон зевал на краю сундука.
На улицах били барабаны.
В один миг одевшись, Зефирина и ее спутники последовали за севильцами, с громкими криками бежавшими к Гвадалквивиру.
Наступил день отплытия. С мая по сентябрь флотилии отплывали регулярно.
Какая радость для народа, столпившегося на берегах реки! Чтобы лучше защититься от французских и английских «проклятых корсаров», круживших вокруг испанского золота, флотилии Карла V имели приказ отплывать в количестве из десяти или пятнадцати судов, иногда больше, но никогда меньше, причем торговые суда должны были уходить в сопровождении военных кораблей и галер.
Это было восхитительное зрелище: паруса постепенно надувались, увлекая корабли с пестро раскрашенными бортами по зеленым волнам Гвадалквивира.
Загородившись рукой от уже довольно сильного солнца, Зефирина наблюдала за этой картиной, стоя посреди толпы на берегу.
– «Тринидад»!
– «Дончелла»!
– «Дон Бенито»!
– «Санта Клара»!
– «Сантьяго»!
Севильцы пальцем указывали на корабли, узнавая их имена, выгравированные золотом на корме.
– Отплытие – это прекрасно. Но мне больше нравятся возвращения, – пробормотал суконщик, сосед Зефирины.
– Почему, сеньор? – вежливо спросила молодая женщина.
– Мамочки! Юная невинность, – провозгласил суконщик. – Потому что при возвращении корабли полны и привозят нам богатства. В прошлом апреле восьмого числа, малыш, ты мог бы это увидеть. Потребовалось шесть дней, чтобы выгрузить сто три воза серебра, золота, жемчуга, драгоценных камней и шелка… Никогда еще живому человеку, не доводилось видеть таких сокровищ. Ой-ей-ей!
Суконщик, вспомнив об этом, восторженно перекрестился. «А я никогда не видела никого, кто так бы любил золото, как эти люди», – подумала Зефирина.
Она оставила суконщика и спустилась поближе к берегу. Отсюда она могла слышать крики боцманов, командующих маневрами.
Посреди всей этой суматохи карканье Гро Леона заставило Зефирину вздрогнуть.
– Satan! Santiago![71]
Зефирина взглядом нашла судно. Это был большой галион водоизмещением в две тысячи тонн с двумя палубами и четырьмя ярусами под кормой. Судя по его вымпелу, это был Nao Capitana[72], командующий конвоем.
Более тяжелый, чем современный корабль, но более легкий в управлении благодаря вытянутому корпусу, этот сияющий галион покачивался на волнах по меньшей мере в ста двадцати саженях от берега.
На реях сновали grumetes[73], распуская паруса и брамсели, чтобы привести корабль в движение.
– Santiago! Sacristi! Cantiago![74] – возбужденно повторял Гро Леон, кружась вокруг Зефирины.
Солнце слепило молодую женщину. Понимая, что пытается сказать ей галка, Зефирина внимательно разглядывала пассажиров на корме корабля.
«Толстый капитан, второй помощник, старший лоцман, два идальго, капеллан, трубач, который оглушительно трубил в свою трубу… Какая-то женщина в черном, стоит боком, облокотившись на тонкие перила из позолоченного дерева».
Зефирина вздрогнула. Она узнала эту осанку, этот надменный силуэт дикой пантеры. Как бы подчиняясь этому взгляду, прикованному к ней, женщина в черном повернулась к берегу. При этом движении полы ее плаща поднялись на ветру и разошлись.
Крик раненого зверя, который издала Зефирина, затерялся в приветственных криках толпы.
Женщина в черном держала на руках РЕБЕНКА!
ГЛАВА XIX
КОРОЛЕВСКИЕ ПИРАТЫ
– Донья Гермина… Она увозит Луиджи! – рыдала Зефирина.
Ускользнув от слежки, злодейка сумела подняться на борт корабля.
Пробиваясь сквозь толпу, Зефирина бежала вдоль реки.
– Баркас, скорее… Ее надо догнать!
Понимая, какая разыгрывается драма, Пикколо и мадемуазель Плюш старались настичь свою хозяйку.
