Только одна из служанок, Карлотта, встретила на Мальте родственную душу в лице каменотеса. Ее сердце не устояло перед мольбами влюбленного. С благословения Зефирины счастливая Карлотта осталась на острове.
Как раз перед отплытием Зефирине удалось продать одно из своих колец, крупный сапфир в брильянтовой оправе большой ценности.
Это был подарок Фульвио, но Зефирине не хотелось быть в тягость великому магистру.
Выручив от продажи десять тысяч цехинов, Зефирина, успокоившись насчет ближайшего будущего, закрылась в своей каюте. Ла Дусер вышел подышать воздухом на палубу. Зефирина воспользовалась этим, чтобы снять корсаж, кринолин, баскины из негнущейся ткани, и осталась в одной лишь рубашке из тонкого полотна.
Пока Эмилия расчесывала ее пышные, несмотря на болезнь волосы, Зефирина наклонилась, чтобы поцеловать Коризанду.
Девочка была великолепна – забавна и своенравна, уже очень смышленая и живая. Волосы ее были того же рыжего оттенка, что и у матери. В который раз, лаская их, Зефирина подумала о Луиджи, о малыше, которого видела всего шесть дней его жизни… которого у нее украли по прошествии этих шести дней…
На затылке Коризанды пальцы Зефирины нащупали красное пятнышко в форме цветка, украшавшего ее нежную кожу. Словно предусмотрительная судьба избрала этот знак, чтобы отметить навсегда ее близнецов. У Луиджи было такое же пятнышко за ухом… КРОВАВАЯ РОЗА.
ГЛАВА II
ТРЮМ «СВЯТОЙ МАРГАРИТЫ»
Впервые за долгое время Зефирина, стиснутая Плюш так, что нечем было дышать, спала очень хорошо.
Преследовавшие ее жуткие кошмары, в которых Фульвио исчезал в языках пламени, а ужасная тень доньи Гермины завладевала Луиджи, уступили место потрясающему видению:
Зефирина едет верхом по парку ломбардского дворца Фарнелло, вдыхая ароматы акантов и жасмина. Как гордая амазонка, она скачет бок о бок с Фульвио. Князь задает ей один из своих излюбленных научных вопросов, которые вызывали между ними долгие споры.
– Дорогая моя… Десять первых чисел обладают потрясающими свойствами, особенно число десять, или декада. Даже сама душа является числом, которое движется! Что скажет дорогая супруга по поводу этого принципа Пифагора?..
Зефирина отвечает:
– Пифагор? Я ничего больше не знаю, любовь моя… Представь, я стала идиоткой…
Она не испытывает ни малейшего огорчения, напротив, ее охватывает восторг.
– «Идиотка! Идиотка!», – хохочет она. Раздаются радостные крики: «Мама… Папа…»
Их догоняют двое прекрасных детей, лихо пустивших своих пони в галоп.
– Фульвио… Это Коризанда и Луиджи. Луиджи вернулся!..
Вскрикнув от счастья, Зефирина проснулась. Комната утопала в солнечных лучах. Мадемуазель Плюш была совершенно неспособна подняться с кровати.
Зефирина стала ухаживать за своей бедной дуэньей. Она смочила ей виски винным спиртом и пообещала спросить еще какое-нибудь средство у экипажа.
В своей корзинке щебетала в ожидании завтрака Коризанда. Вскоре с молоком Розали вернулся Ла Дусер. С большим удовольствием Зефирина сама покормила дочь. Затем тоже выпила молока, а Эмилия тем временем пошла за самой ценной на корабле жидкостью – пресной водой, которую и принесла в двух оловянных кувшинах.
Зефирина умылась. С помощью Эмилии надела платье, такое же простое, как и накануне. В туго зашнурованном корсете, с волосами, расчесанными на прямой пробор, в маленьком турете[9] в форме сердца, позволяющем видеть ее золотистые косы, Зефирина выглядела очаровательно.
Такого мнения придерживалась Эмилия, заявив:
– Сударыня сегодня утром выглядит, словно восемнадцатилетняя послушница…
В сопровождении Гро Леона, порхавшего над чепцом, Зефирина спустилась прогуляться на заднюю палубу. Прежде чем сделать несколько шагов, она бросила взгляд на рангоут. На мачтах, где раздувались от ветра паруса, она увидела улыбающихся марсовых, приветствующих ее с дружеской простотой, присущей всем морякам.
Зефирина несколько раз вдохнула полной грудью. В отличие от Плюш, морской воздух приободрил ее. Она привыкла к качке, которая даже стала ей нравится. Она с интересом разглядывала косяк дельфинов, следовавший за судном, когда за спиной раздался голос рыцаря Фолькера.
– Ваша светлость хорошо спали?
– Превосходно, мессир…
– Не нужно ли чего-нибудь вашей светлости?
– Ничего, мессир, только немного покоя возле этой необъятной синевы, – сказала Зефирина.
Ответ был не из самых любезных. Но он не обидел рыцаря, который продолжал:
– Его преосвященство приказал мне находиться в вашем распоряжении, сударыня. Что вам угодно?
«Хочу спокойствия и, прежде всего, не разговаривать с вами», – чуть было не вырвалось у Зефирины.
Фолькер смотрел на нее с восхищением. Под этим мужским взглядом Зефирина внезапно обрела женскую интуицию и ответила:
– Что ж, дайте мне руку, мессир, и прогуляемся на солнышке.
Рыцарь не заставил просить себя дважды.
Они прогуливались по палубе, и после того, как были обсуждены обычные банальности, Фолькер счел своим долгом объяснить Зефирине названия всех парусов – марселя, брамселя, как малого, так и большого бом-брамселя, не забыв о швартовых и о новом парусе на бушприте…
В конечном итоге беседа оказалась не лишенной интереса и отвлекла Зефирину от мрачных мыслей…
Подул восточный ветер: он пришел из Африки[10] и был сухим и горячим.
Рыцарь предупредительно осведомился:
– Может быть, ваша светлость желает укрыться от ветра? Не хотите ли осмотреть конюшни, парадных и боевых коней?
– Почему бы нет…
Хорошая наездница, Зефирина понимала разницу между лошадьми для парада и для войны.
Рыцарь повел княгиню на нижнюю палубу.
Он так был поглощен своим ухаживанием, что не заметил, как чья-то тень проскользнула за ними.
– Sangdieu! Sardanapale[11]!
Это каркал Гро Леон, взгромоздившись на снасти. Птица покружилась над палубой, а затем спикировала к роскошным каютам.
Зефирине казалось, что они спускаются к самому килю. Фолькер показал ей все. Молодая женщина восхищалась устройством судна. Она поняла, какими пользуется привилегиями, живя словно в раю, когда увидела всех этих несчастных людей, набившихся на нижней палубе. Запах здесь стоял невыносимый, поскольку пассажиры справляли свои естественные потребности там, где их застигала нужда, и довольствовались тем, что смывали за собой, плеснув ведро морской воды.
Осмотрев камбуз, отсек с провизией, молодые люди вернулись к «стойлам». Зефирина погладила Розали, которая заблеяла от радости. В следующем отсеке, освещенном через отверстия для пушек, располагалась конюшня.
