Кот, словно в оправдание, потёрся боком по её ноге, и она подхватила его на руки. Опустив своё лицо на Рыжее Совершенство, Маргина мочила слезами его шерсть, отчего Туманный Кот обеспокоенно сообщил: — Котам не рекомендуется принимать обильные водяные процедуры.
После того, как источник иссох, и Маргина успокоилась, Туманный Кот сообщил ей, что они отправляются на Землю искать Рубин Милосердия. Только сейчас Маргина осознала, чего от неё хотят и тут же выпалила: — Ни за что на свете!
— Это не обсуждается, — сообщил ей Туманный Кот, и у Маргины сразу пропала эйфория. Она поняла, что её уже записали в армию Света, а приказы не обсуждаться.
— Кот, скажи, я могу погибнуть и не вернуться в Эссенариум? — спросила Маргина, чтобы оценить опасность доверенной ей операции.
— Можешь, — сообщил Туманный Кот, и Маргина поняла, что жизнь в Эссенариуме не такая уж радужная, как она думала.
— Кот, расскажи о Рубине Милосердия, — попросила Маргина, понимая, что возвращение на Землю неизбежно, а, чтобы исполнить задание, ей нужно знать как можно больше.
— Хорошо, слушай, — сказал Туманный Кот.
— Это случилось давно... Не важно, под каким соусом забирают жизнь на Земле и что при этом проповедуют. Смерть в любом случае пожинает свои плоды, отсекая тело от души и освобождая её. По всей видимости, для города Акко, именуемой христианами Сен-Жан д’Акр, наступили последние дни – сарацины, волна за волной, накатывали на стены крепости, медленно, но неуклонно забирая жизнь у защитников города.
Баллисты[2] с башен обстреливали мамелюков камнями, а им в ответ летел греческий огонь из требушетов[3]. Ветер быстро раздувал пламя, и стоило большого труда погасить горящую смолу, чтобы огонь не перебросился на строения. Огромная дыра возле ворот святого Антония, пробитая гигантским мангонелем[4], способствовала тому, что внешняя стена обрушилась, чем сразу же воспользовались мамелюки, с неистовым криком бросившиеся в пролом.
Метнувшиеся им навстречу госпитальеры, обнажая мечи, остановили вторжение, заткнув прореху в стене своими телами. Кровавая сеча на линии столкновения не давала возможности что-либо делать, кроме как рубить с плеча. Маршал Матье де Клермон равномерно махал мечом, точно крестьянин серпом в поле, срезая голову следующему мамелюку, но конца своей жатвы не видел.
Такая работа не оставляла в голове никаких мыслей, кроме заботы о том, как удобней ударить, чтобы отсечь голову сарацина, и уклонится от нападения другого врага. Рядом стояли несколько рыцарей с мечами в руках, защищая Матье де Клермона с боков, но могучую прыть маршала не могли унять, поэтому враг, потеснённый отчаянным напором, покинул вторую стену, возвращаясь к первой.
Несомненно, рыцари в красных и чёрных сюрко[5] с белыми восьмиконечными крестами напротив сердца принадлежали к ордену госпитальеров и сражались бок о бок со своим маршалом. Это славное племя добровольных подвижников в мирные дни и во времена затяжных сражений выполняло свою единственную миссию – защиту странствующих к Гробу Господню. Правда, кроме владения мечом, многие обладали искусством врачевания и, несмотря на сан, положение и знатность, с прилежанием и скромностью омывали уставшие ноги паломника, осмелившегося на путешествие к могиле Иисуса Христа.
Между тем на головы сарацинов вылили несколько казанов кипящего масла, которое вспыхнуло, раздуваемое ветром, и внизу разразился настоящий ад, оглашая окрестности предсмертными криками. В ответ полетел греческий огонь, заставив защитников спрятаться за стенами. Рабочие, под свистящими стрелами, загородили брешь в стене палисадом[6], за которым имелась возможность укрыться. Бой длился до самого вечера, с редкими передышками, когда сарацины совершали намаз.
Громкий крик муллы, призывающий правоверных на вечерний магриб[7], защитники города слушали с удовольствием, так как могли, наконец, чуть-чуть расслабиться. Спустившись вниз, в рефекториум[8], крестоносцы уселись за длинный стол, где сёстры-послушницы подали нехитрый обед и ужин: варёное сарацинское зерно с сушёными финиками и несколько сухарей. Сержант Гуго де Монтегю весело улыбнулся и промолвил:
— Братья мои, славно поработали, — а потом прикрыл глаза и с той же улыбкой на лице прочитал молитву:
— Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь!
Его товарищи вслед за ним благочинно сложили руки, произнося молитву про себя. Пока рыцари-госпитальеры принимают пищу, стоит рассказать о том месте, где они оказались, и событиях, предшествующих данному времени.
В начале марта 1095 года от рождества Христова на собор в городе Пьяченце на севере Италии прибыло посольство императора Алексея I Комнина. Византийский император пожаловался папе римскому Урбану II на турков-сельжуков, которые вторглись в Византию и отхватили огромные куски империи. Просьба о помощи, подкреплённая дарами церкви, была услышана. В ноябре 1095 года на церковном соборе, созванном во французском городе Клермон, папа римским Урбаном II обратился к знати и духовенству с призывом освободить святые земли от мусульман и всех, кто исповедует другую веру, кроме христианства.
«Всем идущим туда, в случае их кончины, отныне будет отпущение грехов. Пусть выступят против неверных в бой, который должен дать в изобилии трофеи, те люди, которые привыкли воевать против своих единоверцев — христиан... Земля та течёт молоком и мёдом. Да станут ныне воинами те, кто раньше являлся грабителем, сражался против братьев и соплеменников. Кто здесь горестен, там станет богат…» — говорил папа, а слушатели прерывали его проповедь восторженными криками: «Так хочет Бог!»
В порыве благочестия, папа пожертвовал свою сутану для красных крестов на грудь тем, кто сразу же пожелал отправиться в путь, для освобождения Гроба Господня от сарацинов. Несмотря на то, что официальная церковь запрещала убийство евреев, которые свидетельствовали существование Иисуса Христа, – они первые попали под удар. Евреи в народной молве признавались расой отверженной и проклятой потому, что они отказались от Христа. К весне 1096 года истребление евреев в Европе приняло массовый характер, разжигая кровавый аппетит. Иудеев оставили в покое только тогда, когда Петр Пустынник, монах-отшельник, странствующий на осле, увел всех, жаждущих крови иноверцев, в поход на Левант, Святые земли. Плохо вооружённые крестьяне и ремесленники, вместе с семьями, добрались всё-так, до земли обетованной, где в тот же год сгинули под саблями сарацинов.
