– А далеко ли нам плыть?
– Далековато, парень. Сначала спустимся по Вятке до впадения Пижмы, по ней поднимемся до самых ее верховьев, потом – волоком до Ваи, из нее – в Усту, дальше – Ветлуга, а уж из нее – в Волгу. По-татарски она Итилем называется. А там сам решай – в Нижнем Новгороде пристанем али в другие города – Ярославль, скажем, добираться будем. Только хозяин твой, Аникей, в Нижний все время ходил. Он и ближе, и ярмарка там знатная – все товары есть.
Мишаня про себя решил, что и он первую ходку за товаром в Нижний сделает. Боязно поперва далеко забираться.
– Хорошо идем, – довольно улыбаясь, сказал Павел. – Вятка ноне полноводная, отмелей нет, и ветер попутный; да и течение помогает.
После полудня на берегу показался город.
– Павел, а это что за село?
– Не село – городок. Котельнич называется, Хлыновского уезда.
Тянулись берега, поросшие лесом. Иногда, завидев приближающийся ушкуй, к воде подходили какие-то люди, призывно приглашая пристать к берегу.
– Павел, чего это они?
– Товар предлагают: шкурки, рыбу вяленую али сушеную, поделки из дерева – ложки, лопаты, грабли.
– Чего же ты мне раньше не сказал?
– Зачем тебе рыба да ложки?
– Они не нужны, а меха можно было бы посмотреть.
– Эх, молодо-зелено, а еще приказчик, – добродушно улыбаясь, сказал Павел. – Меха надо брать по весне, в крайнем случае – ранним летом. Когда зверя зимой добывают, мех гуще, такой и греет лучше. И от выделки мездры качество зависит. В этом деле глаз набить надо – пощупать, присмотреться.
– Верно, я как-то не подумал. Я ведь у Аникея больше тканями занимался.
Когда начало смеркаться, Павел направил ушкуй к берегу и пристал в заводи, объяснив Мишане, что здесь ночевать следует. Видно, стоянкой этой пользовались и ранее – на поляне были выжжены круги от костров.
– Павел, еще не темно, дальше плыть можно.
– Плыть-то можно, только как в темноте потом дрова для костра искать да кашеварить?
Мишаня пристыженно замолчал. И здесь Павел прав. Говорил же Аникей: «Трижды подумай, прежде чем что-то сказать».
Матросы с ушкуя нарубили сухостоя, развели костер и подвесили закопченный котел, зачерпнув воду из реки. В забулькавший кипяток щедро сыпанули пшена, нарезанного сала, соли с перцем.
Вскоре от котла пошел ароматный дух. Павел, помешав варево, попробовал.
– Готово! Мужики, садитесь трапезничать.
Все уселись в кружок вокруг снятого с огня котла и потянулись к нему ложками. А у Мишани и ложки-то своей не было. Хоть плачь от досады!
Павел ухмыльнулся, сходил на ушкуй и принес деревянную – из липы – ложку.
– Держи! Впредь имей свою.
Еще один урок преподал Мишане кормчий.
Кулеш был горяч и вкусен. Мишаня заработал – ложкой.
– Не части – по очереди, по кругу.
И здесь оплошность! Не бывал ранее в походах парень, не ел гуртом, не знал мелочей. Кушать сначала начинал кормчий, как главный на судне, за ним, по очереди – члены команды.
Матросы с аппетитом ели. Мишаня, прислушиваясь с интересом к их неспешному разговору, не заметил, как вокруг сгустилась тьма, на небе высыпали звезды. Лицо от близкого огня костра раскраснелось, стало даже жарко, а со спины подступала ночная прохлада – приходилось поворачиваться к костру то одним, то другим боком, чтобы согреться.
В животе у Мишани разлилась приятная тяжесть, веки стали слипаться.
– Первую вахту несет Никанор, за ним – Трофим.
Все, кроме вахтенного, улеглись спать. Павел устроился на ушкуе, остальные расположились на берегу.
Усталый Мишаня, подложив руку под голову, снова и снова вспоминал впечатления первого дня пути и пытался представить себе другие города, в которых они побывают. А воображение несло его еще дальше – в иноземные страны с другой стороны Черного моря, о которых говорили матросы. Неведомые и далекие, как Стожары, поблескивающие над головой…
Ночь прошла спокойно, и Мишаня отлично выспался. Утром – едва только забрезжил рассвет – вахтенный развел костер, вскипятил воду и бросил туда горсть травяного сбора. Попили горячего – душистого настоя, похрустели сухарями и – снова в путь.
От реки тянуло сыростью, было зябко. Но потом поднялось солнышко, пригрело.
Около полудня Павел скомандовал опустить парус, налег на рулевое весло. Ушкуй стал поворачивать вправо и вошел в русло небольшой реки.
– Пижма, – пояснил Павел.
Снова подняли паруса и шли под ними почти до вечера.
– Везучий ты, парень: ветер все время попутный, под парусом идем, на весла не садились, – сказал за ужином кормчий.
После кулеша – снова в сон. Только поспать не удалось. Когда наступило время второй вахты – ближе к первым петухам – раздался всполошный крик:
– Тревога! Тати!
Все мгновенно вскочили и бросились к ушкую. Расхватали из носового рундука топоры да сулицы – эдакие коротенькие метательные копья в три локтя длиной – и кинулись назад на полянку, где вахтенный Капитон с кем-то схватился. В слабых отблесках едва горевшего костра Мишаня никак не мог разглядеть – кто с кем дерется. Не долго думая, он бросил в костер валежник. Костер ярко вспыхнул и осветил поляну.
Четверо чужих обросших мужиков в драной одежде дрались с командой. Чужаки, держа в руках дубины довольно жуткого вида, напирали, пользуясь превосходством в длине своего оружия. Силы были примерно равны, и бой шел с попеременным успехом. Слышались крики ярости, стоны от ушибов, крепкий матерок.
Мишаня никак не мог определиться, что ему делать – он растерялся. Павел крикнул:
– Помогай!
Чем? Как? Мишаня выхватил из костра горящую головню, подскочил сбоку к нападавшему мужику и ткнул ему головней в лицо. Мужик взвыл, волосы у него на бороде затрещали и вспыхнули. Мужик заорал, бросил дубину и схватился за лицо.
Матрос – а это был Никанор – тут же воспользовался удобным случаем и сулицей ткнул нападавшего в живот. Мужик рухнул на землю и засучил ногами. Мишане стало страшно, он отбежал в сторону.
Численный перевес сразу сказался, разбойники дрогнули, и когда Трофим раскроил топором голову еще одному татю, побежали и скрылись в темном лесу.
– Фу, отбились! Сколько же этого дерьма развелось – ни тебе по дороге с обозом проехать, ни на стоянках отдохнуть спокойно не дают. Раненые есть? – спросил Павел.
– Кажись, у меня рука сломана, – простонал Капитон.
На него напали неожиданно, и он не успел защититься. Благо тревогу поднял.
Корабельщики содрали толстую кору с дерева, наложили ее на руку и все обмотали холстиной. Спать уже никто не ложился.
