Толпа зрителей распалась и медленно потекла сквозь дубы к рядам палаток, где помощники аквилифера забросили два мертвых тела на подводу с уже лежавшими там трупами бриттов, павших в предыдущих боях. Оставив Катона маяться в ожидании, его центурион поспешил забрать свой выигрыш у знаменосца своей когорты, окруженного маленькой толпой легионеров, сжимавших в руках пронумерованные расписки. Вскоре Макрон вернулся с довольным видом и веселым позвякиванием в кошельке.
— Не самый потрясающий выигрыш в моей жизни, но все равно приятно.
— Наверное, так, командир.
— А ты что нос повесил, а? Впрочем, понятно. Поставил на заморыша с трезубцем, и плакали твои денежки. Продул-то много?
Катон сказал, и Макрон присвистнул.
— Что ж, молодой Катон, похоже, ты еще не эксперт по бойцам. Тебе еще учиться и учиться.
— Так точно, командир.
— Ну да ладно, парень, со временем это придет само собой. — Макрон похлопал молодого человека по плечу. — Давай первым делом посмотрим, не продает ли тут кто вино поприличней. Промочим глотки и за работу — дел у нас выше крыши.
Стоя под сенью дубовых ветвей и глядя на расходившихся с поляны легионеров, командир Второго легиона Веспасиан мысленно клял меченосца. Легат затеял эти бои, чтобы подбодрить своих парней перед нелегкой кампанией, и схватки пленных бриттов между собой вроде бы подходили для этого как нельзя лучше. Так оно и оказалось, и все шло гладко, во всяком случае до конца последнего поединка. Настроение у людей было приподнятое, но проклятый бритт своим бессмысленным, вызывающим самоубийством все испортил. «Или, — хмуро подумал легат, — действительно вызывающим, но не таким уж бессмысленным?» Может быть, плененный, но не сломленный враг пожертвовал собой именно для того, чтобы задуманное римским военачальником мероприятие для поднятия боевого духа легионеров не достигло своей цели? Сцепив руки за спиной, Веспасиан вышел из тени на солнечный свет. Конечно, в чем, в чем, а в наличии мужества и боевого рвения этим бриттам нельзя отказать. Как и большинство воинственных варваров, они строго блюли кодекс чести, предписывавший им биться с предельной свирепостью и высокомерным презрением к смерти. Впрочем, сейчас его больше беспокоило даже не мужество дикарей, а тот факт, что непрочную коалицию их разрозненных племен возглавил столь способный и дальновидный человек, как Каратак, вождь катувеллаунов. Не приходилось сомневаться в том, что этот дикарь припас для римской армии и ее командующего Авла Плавта немало сюрпризов, а из сегодняшнего происшествия стоило извлечь урок — противник заслуживает большего уважения, чем то, с каким к нему отнеслись поначалу. Смерть меченосца наглядно продемонстрировала, сколь безжалостной и суровой будет эта война.
Впрочем, сейчас Веспасиану следовало отложить раздумья о будущем на потом, ибо он направлялся в лазаретную палатку по делу, уже не терпевшему отлагательства. Главный центурион Второго легиона, получивший тяжкую рану от дикарей, напавших на римскую колонну на марше, умирал и хотел перед смертью поговорить со своим легатом. Бестия являлся образцовым солдатом, безупречным служакой, все долгие годы своей службы неизменно пользовавшимся благосклонностью начальства и уважением подчиненных. Он участвовал во множестве войн на всех окраинах великой империи, носил на теле бесчисленное количество шрамов, был удостоен целой прорвы наград — и вот, поди ж ты, пал от меча бритта не в великом, судьбоносном сражении, а в незначительной стычке, которая уж точно не будет упомянута ни в каких исторических книгах. «Ну что ж, — с горечью подумал Веспасиан, — такова армейская жизнь. Сколько доблестных героев остается в тени, в то время как их деяния приписывают себе честолюбивые политиканы и придворные прихлебатели!»
Тут он вспомнил о своем брате Сабине, резво примчавшемся сюда из Рима, чтобы занять теплое местечко при штабе Плавта, поскольку не без оснований надеялся стяжать в этом захватническом походе славу и сделать себе имя. Как и большинство его сотоварищей, подвизающихся на политическом поприще, Сабин видел в армейской службе лишь ступень для дальнейшей карьеры. Цинизм высокой политики наполнял Веспасиана холодной яростью и гневом. Скорее всего, и само это вторжение было затеяно императором Клавдием лишь ради укрепления своего шаткого положения на римском троне. Если посланные им легионы сумеют покорить бриттов, он получит добычу и новые владения, а стало быть, и возможность увеличить число распределяемых им синекур. Что позволит ему дополнительно смазать скрипучие оси и вихляющие колеса государственной колесницы. Некоторые его прихвостни сделают состояния, другие получат высокие посты, а в ненасытную утробу имперской казны потекут деньги. Новое торжество непобедимого Рима станет для его граждан еще одним доказательством благоволения богов к Римской империи и ее венценосцу. Правда, многие склонны видеть великое только в том, что обеспечивает их личный успех.
Но, с другой стороны, приход легионов открывал перед этим диким, населенным воинственными варварскими племенами островом возможность рано или поздно обрести истинный порядок и процветание, даруемые всем народам благодетельным правлением Рима. Расширение пределов цивилизованного мира стоило того, чтобы за него сражаться, и именно такое понимание своего назначения оправдывало в глазах Веспасиана необходимость (до поры до времени, разумеется) терпеть над собой тех, кто имел больше власти, чем он, не будучи ее достойными. Так или иначе, сейчас первоочередной задачей являлось победоносное завершение начатой кампании, а чтобы завершить ее, надлежало, преодолевая яростное сопротивление туземцев, форсировать две полноводные реки. Там, за ними, находилась столица катувеллаунов, самого большого и сильного из племен, противостоящих здесь Риму.
Этот воинственный народ, проводя безжалостную экспансию, поглотил племя триноватов и включил в свои владения их главный город Камулодунум, весьма зажиточный и торговый. С одной стороны, то был крупный успех, но с другой — многие племена теперь взирали на катувеллаунов почти с тем же ужасом, что и на римлян. Чтобы показать колеблющимся, что легионы сильней, и склонить их к признанию власти Рима, желательно захватить Камулодунум еще до осени. Это упрочит положение завоевателей, хотя, разумеется, еще не обеспечит окончательной победы. На то, чтобы весь этот огромный остров стал подлинной провинцией великой империи, потребуются годы походов и битв. Но если римлянам не удастся взять Камулодунум, все может обернуться похуже. Не исключено, что Каратак сумеет склонить колеблющихся на свою сторону и собрать войско столь многочисленное, что оно сможет взять верх над армией Рима. С усталым вздохом Веспасиан поднырнул под клапан палатки и в знак приветствия кивнул главному лекарю легиона.
