Поразмыслив, Вика пощупал ткань и, убедившись, что она высохла, туго свернул. Потом он сунул получившийся тючок подмышку и отправился вдоль опушки, туда, где вдалеке виднелась старая, потемневшая от времени скирда.
Когда по прошествии времени Вика приволок в землянку под завязку набитый соломой мешок, он увидел, как на печке парит ведро горячей воды, а Поля, низко наклонившись над бадейкой, моет голову. Услыхав хлопок двери, она сразу спохватилась:
— Ой, Викентий Георгич, где ж вы подевались? Я думала, успею… — и Поля принялась торопливо отжимать волосы.
— Да ты мойся, мойся…
Вика кинул получившийся матрас на нары и, заметив, что Поля держит в руке солдатский обмылок, секунду поколебавшись, полез в котомку. Достав оттуда розовый кирпичик с вытиснутым на нем и уже чуть смывшимся овалом, он протянул его Поле.
— На, держи, туалетное, чего простым-то мыть… У тебя вон какой волос густой.
— Это что, мне? — Поля осторожно взяла брусок, понюхала и благодарно улыбнулась. — Ой, а дух-то от него какой!..
— Конечно тебе, — заверил ее Иртеньев и, навалившись на матрас боком, прикрыл глаза.
Вике казалось, что он только на секунду зажмурился, но, видимо, вздремнул он таки порядочно, так как, открыв глаза, увидел совершенно голую Полю, которая, стоя ногами в ушате, поливала себя теплой водой из кружки, одновременно пытаясь тереть спину надетой на руку варежкой.
Вика хотел было отвернуться, но вместо этого, неожиданно для себя, принялся жадно рассматривать обнаженное женское тело. Ему сразу бросилась в глаза на удивление тонкая, несколько удлиненная талия Поли, ее чуть низковатые бедра и тугие, полные, поблескивающие от воды икры.
Вика судорожно сглотнул слюну и чуть севшим голосом предложил:
— Слушай, может, я тебе спину потру?
Поля замерла, неспешно повернула голову и совершенно искренне удивилась:
— Ой, вы уже проснулись?
В ее голосе Иртеньев уловил согласие и, уже не спрашивая, а утверждая, сказал:
— Так потереть?
— Ну конечно… — и, неотступно глядя на Иртень ева, Поля послушно протянула ему мокрую варежку.
Иртеньев рывком поднялся, сбросил рубаху и подошел ближе. Почему-то проскочила мысль, а как он выглядит полуголым, и Вика, скосив глаза, удовлетворенно хмыкнул. За дорогу остатки жира исчезли, все еще мускулистый торс вроде бы смотрелся неплохо, и Вика уверенно принял варежку.
Придерживая левой рукой плечо женщины, он тщательно растер ей спину, а потом, забрав у нее кружку и сам поливая водой слегка покрасневшую кожу, спросил:
— Ну как? Хорошо?
— Ой, хорошо!
Поля как-то по-кошачьи выгнулась, через плечо поглядела на Иртеньева, и он, заметив в ее глазах странный блеск, сразу отступил на шаг. На лице женщины мелькнуло удивление, и она тут же скромно потупилась.
— Викентий Георгич, вы мыться будете?
— Мыться? Да как-то не знаю… — Вика покосился на бадейку с мыльной водой.
Как-то сразу ощутив зуд в давно не мытом теле, Иртеньев вдруг подумал, что Поле, наверное, не впервой мыться вместе с мужчинами, и, крякнув, принялся несколько стеснительно снимать брюки. Поля же тороп ливо вылезла из ушата и, оставляя на свежевымытом полу мокрые отпечатки босых ступней, захлопотала вокруг Иртеньева.
Первым делом она велела Вике стать ногами в ушат, а потом заставила еще и опуститься на корточки. Затем, ловко намылив ему голову, поливая водой из кружки, вымыла его волосы и уже после, надев варежку, принялась тереть спину.
Намыленный с головы до ног, Вика стоял, зажмурившись, и, чувствуя, как теплая вода льется по телу, впервые после всех дорожных неурядиц и выматывающей нервы неизвестности ощутил почти блаженное состояние.
Поля управилась довольно быстро и, уже выливая на спину Иртеньева остатки теплой воды, неожиданно спросила:
— Викентий Георгич, мы вместе ляжем или вам отдельно постелить?
При этих словах у Вики внутри что-то екнуло, и он даже не нашелся что ответить. Сейчас его неотступно мучила мысль, каким образом подступиться к этой почти незнакомой ему женщине, а так все решалось буднично и просто. Впрочем, после совместного купания такой вопрос выглядел вполне естественно, отчего, набрасывая на голову заботливо поданное ему полотенце, Вика, несколько помедлив, тихо ответил:
— Вместе… — и вдруг почувствовал, как его обретшее былую легкость тело начала охватывать сладкая истома…
* * *
Землянка медленно наполнялась рассветной мутью, чем-то напомнив Иртеньеву блиндаж под Сморгонью. Вике не спалось, и, положив руку за голову, он лениво следил, как на темном треугольнике наружной стены все четче вырисовываются два квадратика окон.
Рядом, совсем по-детски уткнувшись носом в подмышку Иртеньеву, мирно посапывала намаявшаяся за прошлый день Поля. Вика вспомнил, как он жадно мял ночью сладко податливое тело женщины, и, испытав мимолетный прилив благодарности, заботливо подоткнул ей под бок сбившееся на сторону одеяло.
Сейчас задумываться о будущем никак не хотелось, и, прикрыв глаза, Вика четко, почти как наяву, представил себе мокрую после очередного дождя брусчатку Львова. Внезапное видение вызвало щемящую грусть, заставив Иртеньева вспомнить все происшедшее с ним в том, таком далеком от него теперь, городе.
На какую-то секунду Вике даже показалось, что он лежит не на сеннике в убогой землянке, заброшенный чуть ли не на край света, а там, в уютной тихой квартирке, где, чтобы умыться, не надо выбегать на улицу, а достаточно всего лишь слегка повернуть латунный, начищенный до блеска, кран.
Практическая сметка, никогда не покидавшая Иртеньева, жестко вернув его к невеселой действительности, тем не менее повернула мысли совсем в другую сторону, заставив всерьез задуматься о возможности побега.
Подспудное желание поскорее выяснить, насколько это осуществимо, оказалось настолько сильным, что Вика, не силах противиться, тут же, отбросив все возникшие сомнения, осторожно, чтоб не разбудить Полю, выбрался из-под одеяла и принялся не спеша одеваться.
Раннее утро встретило Иртеньева удивительной свежестью. Без стука притворив за собой дверь землянки, Вика с наслаждением вдохнул напоенный запахами воздух и первым делом направился к ручью. И уже оттуда, наскоро ополоснув лицо в бочажине, он, снедаемый нетерпением, заторопился к реке.
По заросшему кустарником распадку Иртеньев дошел почти до самой воды и остановился, пораженный открывшимся ему видом. До сих пор, еще там, на барже, среди ссыльных, придавленный неизвестностью, Вика просто не обращал внимания на окружавший его пейзаж, но зато теперь он будто впервые увидел поразившую его первозданную ширь.
