— Не тебе решать и проявлять такую самостоятельность.
— Нет, не мне, мамочка. Мне очень жаль, что я вынуждена была тебя ослушаться, но я не раскаиваюсь, что привела монаха.
Эльза тяжело вздохнула.
— Какую еще наглость мне от тебя ожидать?
— Тебе хотелось бы, чтобы я врала тебе? — спокойно ответила Элизабет.
— Нет. Тебе следует меня слушаться и подчиняться моим решениям! Я требую этого от тебя, и это мое святое право как твоей мадам. Так что не думай, что вопрос исчерпан и твой поступок забыт!
Она развернулась и открыла дверь в дом. Она уже была одной ногой в доме, когда снова повернулась к Элизабет.
— Что это за жар? Она выживет?
Элизабет сжала кулаки: сейчас ей придется все рассказать мадам.
— С Божьей помощью она поправится, и с помощью одного лекарства, в использовании которого у отца Антониуса большой опыт. Он предложил его для нас изготовить.
— Сколько стоит это лекарство? — спросила Эльза.
— Так как отец Антониус сам будет его готовить, нужно будет заплатить только за травы и прочие ингредиенты.
— Сколько? — нетерпеливо повторила мадам.
— Два фунта пфеннигов, — тихо произнесла Элизабет.
Мадам тяжело задышала.
— Два фунта пфеннигов? Никогда! Я даже думать не хочу о том, сколько Жанель придется работать, чтобы вернуть эти деньги. Мы даже не уверены, поможет ли это лекарство. Тогда все деньги пропадут! Нет, выбрось это из головы. Ничто не сможет меня заставить отдать монаху столько денег за лекарство.
Элизабет переполнила волна гнева, и вдруг ей стало все равно, как отреагирует мадам.
— Это уже не важно, потому что монах получил деньги и отправился искать ингредиенты.
Мадам в замешательстве уставилась на нее.
— Откуда у него такая сумма? Ни у кого из вас нет таких денег!
— Я дала их, — сказала Элизабет и добавила так быстро, будто хотела успеть произнести это прежде, чем ее, возможно, покинет мужество: — взяв из твоей шкатулки.
Эльза молчала, казалось, окаменев. К сожалению, это состояние должно было когда-нибудь смениться другим. Ее глаза угрожающе сузились.
— В мое отсутствие ты побывала у меня в доме и украла из моего сундука деньги. Сколько ты взяла?
— Два фунта пфеннигов, которые попросил монах для лекарства.
— И как часто ты протягивала свои грязные пальцы к моим деньгам, ты, беспутная маленькая воровка?
Элизабет была шокирована.
— Никогда, мадам! Я ничего не ворую, это не для меня. Я сделала это только потому, что не видела другой возможности спасти Жанель от смерти.
— Это решает только Бог, кого забрать к себе, а кому послать выздоровление, но не ты, — прошипела мадам, наклонившись вперед.
Элизабет открыла рот, чтобы возразить. Для чего же тогда нужны лекари? Зачем в университетах обучают медицине, если все должен решать только Бог? Но мадам перебила ее.
— Хватит! На сегодня ты уже натворила более чем достаточно. — Ее голос все еще звучал спокойно и холодно, что пугало Элизабет больше, чем если бы она на нее накричала.
— Мне следовало бы передать тебя палачу. Он знает, как обращаться с ворами. Поверь мне, несколько недель в компании сброда в тюрьме творят чудеса. Или он мог бы отрубить твою воровскую руку.
— Не за первый раз! — тихо возразила Элизабет.
— Нет? Ты так в этом уверена? Даже если я скажу ему, что речь идет об особенно важной вещи?
Элизабет покачала головой.
— Да пойми ты! Я сделала это только, чтобы спасти Жанель. Палач войдет в наше положение!
— Я бы не надеялась на это, — возразила мадам. — Закон не спрашивает, почему ты украла. Ну ладно. Я не буду впутывать в это дело мейстера Тюрнера. Пойдем ко мне. Возможно, мой ремень лучше донесет до тебя мои слова!
Сорвав с Элизабет рубашку, Эльза безжалостно избила ее так, что у девушки на спине живого места не осталось. Мадам даже вспотела, но не сдавалась. Наконец она опустила свой ремень.
— Думаю, достаточно, — сказала она, еле переводя дух. — Одевайся и убирайся, чтобы я тебя не видела! И даже не надейся, что сегодня ночью тебе удастся увильнуть от работы.
Элизабет осторожно скользнула в свою рубашку и выпрямилась настолько, насколько позволяла боль.
— А как быть с отцом Антониусом и лекарством для Жанель, которое я завтра должна забрать рано утром?
— Здесь ничего не исправить. Разве что мне надо было догнать монаха и отобрать у него свои деньги — если он их еще не потратил. Нам не остается ничего, кроме как позволить, чтобы все шло своим чередом. Ты заберешь завтра лекарство и дашь его Жанель — и тогда, надеюсь, она поправится и сможет вернуться к работе… за такие деньжищи.
— Спасибо, мадам, — выдавила из себя Элизабет и пошатнулась на онемевших ногах, но с высоко поднятой головой она зашагала к дому.
Ночью она не могла заснуть. Не только потому, что у нее болела спина, хотя Эстер и уверяла ее, что все не так плохо, как кажется. Несколько неглубоких рубцов должны были в скором времени зажить. Тревога о Жанель также заставляла Элизабет несколько раз пойти к Эстер, сидевшей у постели Жанель с лампой.
— Как она?
Эстер покачала головой.
— Бредит и тяжело дышит. Боюсь, если лекарство монаха не сотворит чудо, она умрет. — Элизабет присела рядом с Эстер. — Возвращайся в свою кровать и спи. Мы ей сейчас ничем не сможем помочь. А ты сделала для нее более чем достаточно!
— Я не могу спать. Поэтому составлю тебе компанию, — возразила Элизабет. — Когда я сижу, мне не так больно.
Так они просидели всю ночь, беспомощно наблюдая, как Жанель борется с жаром.
Как только забрезжил рассвет и первые солнечные лучи осветили пергамент на окне, Элизабет отправилась к францисканскому монастырю. Отец Антониус сдержал слово, и лекарство для нее уже было готово. Она поблагодарила недовольно бурчащего привратника и поспешила обратно в бордель. Девушки дали Жанель две ложки лекарства и немного бульона, как и велел монах. Затем им оставалось только ждать. К вечеру не произошло никаких изменений, и они снова заставили Жанель принять лекарство. Она кричала и сопротивлялась, но затем бессильно упала на постель, тихонько хрипя. Наутро Эстер сообщила, что жар, как ей кажется, немного спал. В последующие несколько часов Жанель так потела, что девушки трижды меняли влажную простынь. Вечером, прежде чем пришли первые клиенты, Жанель пришла в себя. Ясным взглядом она осмотрелась, пока не узнала Эстер.
— Я так хочу пить, — прохрипела она.
Эстер вскочила и обняла Жанель.
— Мне больно, — пожаловалась она. — Принеси вина!
Эстер со слезами на глазах рассмеялась.