— Видите ли, Полина, — принялась объяснять Елизавета, — существует такое понятие, как «давность». Это некий срок, по прошествии коего виновный в преступлении не может понести наказание. Меня в это посвятил адвокат Корнаев. Однако по выражению вашего лица я вижу, для вас сие понятие несколько сложновато.
— Простите, сударыня, я не так умна и образована, как вы. Я совершенно ничего не поняла из того, что вы только что сказали.
— Признаться, я сама не особо смыслю в подобных юридических тонкостях. Но адвокат Корнаев мне разъяснил, если бы Ворожеев совершил преступление недавно, то его бы, вне сомнения, ожидала бы каторга. Но поскольку прошло уже достаточно много лет… Его могут и освободить…
Елизавета не успела договорить. Ее прервал голос Корнаева, неожиданно вторгшийся в их разговор.
— Ни в коем случае, сударыня! — возразил он.
Обе дамы обратили на него свои удивленные взгляды.
— Добрый вечер, Елизавета Алексеевна, добрый вечер, Полина, приветствовал их Корнаев. — Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение. До меня из передней донеслись ваши слова, сударыня, и я не смог удержаться, чтобы их не опровергнуть.
В дверях показался силуэт лакея Елизаветы.
— Простите, ваше сиятельство, — принялся извиняться лакей, — что впустил этого господина без докладу, но вы говорили, что у вас с ним на это время назначена встреча. Я хотел было объявить вам о его приходе, но этот господин оказался проворнее.
— Все в порядке, — ответила ему Елизавета. — У меня, действительно, на это время назначена встреча с господином Корнаевым. Можете идти.
— С вашего позволения, ваше сиятельство, — пробормотал лакей и вышел из комнаты.
— А теперь объясните мне, господин Корнаев, что означают ваши слова, а точнее опровержения? — обратилась Елизавета к своему адвокату.
— Они означают, что никакая давность не распространяется на преступления вашего мужа — князя Ворожеева, — воодушевленным голосом произнес Корнаев.
— Поясните, пожалуйста, — попросила Елизавета.
— Извольте, — охотно согласился Корнаев. — Сила постановлений о давности не распространяется на вину вступивших в заведомо ложный брак и на виновных в присвоении себе не принадлежащего им состояния, должности, чина, ордена, почетного титула или имени. О сем гласит статья сто шестьдесят седьмая «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных»[27]. Давность не распространяется на том основании, что сии преступления являются беспрерывно продолжающимися, доколь виновные не обратились к долгу.
— О, умоляю вас, господин Корнаев, избавьте меня от сих сложных толкований, — вздохнула Елизавета.
— Но вы же сами попросили — пояснить, — сказал Корнаев.
— Да, но простым понятным языком.
— А простым понятным языком — ему не избежать наказания! — сказал он.
При этих словах Полина Солевина облегченно вздохнула.
— Простите меня, сударыни, что заставил вас понапрасну тревожиться, сказал он.
— В нашей жизни без тревог невозможно, — улыбнулась Елизавета. — И как хорошо, что они оказываются напрасными.
— А теперь, Елизавета Алексеевна, я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, — произнес Корнаев. — Извините, Полина, вынужден вас просить оставить нас.
— Я как раз сама собиралась это сделать, — поспешно ответила Полина. Завтра утром мне предстоит дорога домой. А ещё необходимо собраться.
— Стало быть, вы завтра уезжаете, — произнес Корнаев.
— Не думаю, что есть необходимость мне долее оставаться. И дочка, наверное, скучает.
— Что ж, счастливой вам дороги! — пожелал Корнаев.
— Благодарствую.
Полина удалилась, а Елизавета с Корнаевым перешли в кабинет, где разговаривать о делах было гораздо удобнее.
— О, святая простота! — высказала свое мнение о Полине Елизавета. Она считает, что моя маменька слишком много для неё сделала. Ей неловко принимать от меня фамильные драгоценности князей Ворожеевых. А ведь именно один из Ворожеевых обманул её и разорил! Она благодарила меня и раскланивалась. А ведь ей следовало меня, если не ненавидеть, то, по крайней мере — остерегаться! Впрочем, оставим её в покое. Перейдемте к делу.
— Да, перейдемте к делу, — повторил Корнаев. — Я составил текст письма, который вам необходимо отправить в синод. Ибо теперь, когда ваш супруг — князь Ворожеев признан виновным в преступлениях, вы вправе с ним развестись. Тем более, что он совершил святотатство, осквернил священные узы вашего брака. Кстати, это непременно надобно отразить в письме.
— Неужели я скоро буду свободна? — с мечтательным выражением лица произнесла Елизавета. — Как долго я об этом мечтала!
— Ну, не знаю, насколько скоро. Для развода необходимо время.
— Что такое несколько месяцев по сравнению с двадцатью годами жизни?
— Приятно видеть вас такой радостной, сударыня, — произнес Корнаев. И особенно приятно, что я в какой-то мере способствую этой радости.
— Не просто способствуете, мой дорогой адвокат, — похвалила его Елизавета. — Вы творите для меня эту радость!
— Благодарю вас, сударыня. Однако мне придется немного омрачить вашу радость.
— Я догадываюсь, — вздохнула Елизавета. — Мне ещё наверняка предстоят трудности с моим разводом.
— Пожалуй. Однако то, что я сейчас вам сообщу, никоим образом не связано с вашим разводом.
— И что же вы собираетесь мне сообщить?
— Эта девушка, что пыталась вас отравить, — произнес Корнаев. — Софья Немянова… Дело в том, что она исчезла.
— Исчезла?
— Да. Сразу же после того, как арестовали князя Ворожеева. Какое-то время она жила в его особняке. Она продала принадлежащую ей лавку: в спешке и по крайне невыгодной для себя цене, а после чего исчезла в неизвестном направлении.
— Очевидно, она переняла подобную стратегию у своего сообщника, — с сарказмом произнесла Елизавета. — Только в отличие от него она продала свое имущество, а не чужое. Что ж, мне остается только пожелать ей попутного ветра!
— Вас это не беспокоит? — удивился Корнаев.
— Почему меня должно это беспокоить?
— Как знать? Возможно, она сделала так по указу князя Ворожеева. И впоследствии может как-то вам навредить.
— Сомневаюсь! Она сбежала от него, отчаявшаяся и напуганная. А вредить мне ей невыгодно. И честно говоря, мне жаль её. Он использовал её в качестве орудия для достижения своей цели, как в свое время использовал Полину Солевину, и даже меня.
— Однако вы оказались сильнее этих женщин, — заметил Корнаев.
— Это не так! — возразила Елизавета. — Довольно часто ему удавалось одерживать верх надо мной. Довольно часто я чувствовала себя уничтоженной этим человеком, сломленной и подавленной. Мне стоило больших усилий противостоять ему.
