Потом пришла их мама, Галина Степановна, тонкая, стройная женщина, сохранившая девичью фигуру. Поздоровалась с Сашей:
— Не хотела будить вас рано, ушла на работу, а там мы опять «волновались».
Павел пояснил:
— Это они свою акцию протеста так называют: «волнуются». Бросают работу, осаждают директора, грозят взять его в заложники. Им зарплату вот уже семь месяцев не выдают. Продукцию они выпускают, а зарплату не дают.
— А вам в школе платят? спросила она Павла.
— Тоже не платят — вот уже три месяца.
Саша хотела спросить: «А как же вы живете?», но не спросила, а только подумала: «Сколько мы денег привезли, а он и копейки себе не взял». Она не могла знать наверняка, взял он себе деньги или не взял, но почему–то была уверена: не взял.
Всей семьей сели обедать. Женщины принесли дымящуюся картошку, огурцы, полную миску яблок.
— Хорошо хоть яблоки уродились, — сказала Галина Степановна, — а то бы и угостить нечем было.
Чай подавали без сахара. Павлу было неловко за такой бедный стол, но денег у них давно не было и ничего другого они не ели.
— А где Антон? — спросила хозяйка. — В городе болтают, что его будто бы из ружья ранили и теперь он в больнице лежит?
Павел ниже склонил голову, ничего не сказала и Александра. И старики, и Галина Степановна, и даже дети все поняли, и никто не задавал больше вопросов.
— А вы сегодня деньги можете получить! — сказала Александра. — Хотите, Галина Степановна, я пойду с вами и скажу, чтобы вам дали деньги на всю семью.
Она оглядела сидевших за столом и радостно добавила:
— Вас восемь человек, вы много получите.
Павел их не задерживал, и они в сопровождении Ирины и Игоря пошли в Дом культуры. Уже на пути их догнали Федор и Вадим, — мать хотела было отослать их домой, но Александра обняла обоих, сказала:
— Они тоже будут получать деньги.
И они зашагали веселее.
У Дома культуры толкался народ; весть о деньгах быстро распространилась в городе, и к Дому культуры шли и шли люди. Народу было много, и Саша с детьми Павла едва протиснулась на сцену, где Иван Тимофеевич и несколько мужиков хлопотали над составлением списков. Саша наклонилась к Ивану Тимофеевичу:
— Огородниковы могут получить?
Иван Тимофеевич сразу сообразил, в чем дело, показал на очередь у окна. Там две женщины выдавали деньги горожанам, жившим на улице Степана Разина. Саша заняла очередь, и когда они с Галиной Степановной и ребятами предстали перед женщинами, они улыбнулись Саше. А Саша им сказала:
— Огородниковы. Их восемь человек.
И на всех получили деньги — в рублях и долларах.
Галина Степановна не могла сдержать буйной радости:
— Ну, ребята, у нас теперь зашло. Мы теперь целый год будем жить с хлебом, сахаром, и даже масла я вам буду покупать.
Сашу они уже не стеснялись. Она была для них как бы девятым членом семьи. Игорь ее спросил:
— А вам деньги… дали?
— Мне?.. Да нет. Я у вас в городе не прописана.
Федя взял Сашу за руку, горячо проговорил:
— У нас много денег. Мы вам дадим.
Саша подняла его, поцеловала, и с этого момента они стали большими друзьями.
Александра взяла с собой Ирину, и они пошли к Косте Барсову — к тому парню из большой семьи, который впервые был на боевой операции, ехал с ней на втором сиденье мотоцикла. Саша уже предвкушала, как они зайдут в большую горницу и будут приветствовать детвору, и с каждым знакомиться, а потом она позовет с собой костину маму и самого Костю за деньгами. Но Костя перед ними словно из земли вырос: вывернулся из–за угла дома и нос в нос столкнулся с Сашей.
— Ты куда? — спросила Александра.
— Я?.. А так, я к товарищу, он живет вон в том переулке.
Парень краснел, заикался, и было видно, что он врет. Он конечно же знал о выдаче денег и спешил к Дому культуры.
— А где твоя мама?
— Мама?.. Она там, у Дома культуры.
Костя кивнул в сторону центра города, где людей становилось все больше, и даже отсюда было видно, что там собрался едва ли не весь город.
— А ты что же? Ей же надо помочь.
— Я?.. Ладно. И я пойду.
— А список членов семьи у тебя есть? Сколько вас?
— Нас? Девять. Я сейчас всех напишу.
— Ну вот. И меня впиши. Дай–ка твой листочек.
Она старательно большими буквами вывела: «Александра Еремеева». И на отдельном листке написала: «Иван Тимофеевич! Если можно, прошу Вас мою долю и долю нашего командира Антона выдать Косте Барсову. У них очень большая семья. Александра».
Сочла неловким снова появиться в Доме культуры, отпустила Костю, а сами они с Ириной пошли домой. Еще издалека увидели три автомобиля, стоявшие перед домом Огородниковых. Стая ребят в черных рубашках толпилась у калитки, и вскоре Саша разглядела среди них Сергея. Сердце ее гулко заколотилось.
Сергей шагнул ей навстречу, он был взволнован:
— У тебя вещи есть? Скорее забери их и мы поедем.
Забежала в дом, побросала в сумку свои вещички. Попрощалась с хозяевами, обняла ребят, а Ирину поцеловала в щеку.
На большой скорости выкатились за город и помчались по шоссейной дороге в сторону сапфирова дома. На удалении десяти–двенадцати километров от дома к ним стали примыкать небольшие группы мотоциклистов. Они, как стаи черных грохочущих птиц, слетались по грунтовым дорогам, и одни занимали место впереди машин, другие — сзади. На ходу выстраивалась колонна и шум от нее становился сильнее, он походил на беспрерывный раскат грома, извергающий грозовые разряды, сотрясающие землю.
Сергей сидел за рулем. Саша была рядом, и вся душа ее полнились азартом быстрой езды, близостью любимого человека. Да, конечно, она любила Качалина, это стало для нее совершенно ясно, и именно теперь она в этом уверилась окончательно, и сердце ее, и без того переполненное остротой и громадностью событий последних дней, сейчас еще и наполнялось осознанным чувством любви к Сергею, тем необыкновенным всепоглощающим чувством, которого она боялась, но о котором грезила во всех тайных думах и которому теперь будет подчинена вся ее жизнь.
У трех березок, стоявших близ дороги, увидела черный с затененными стеклами автомобиль. Сергей притормозил и свернул к березам. Мотоциклисты, удерживая дистанцию между собой, остановились. Передние далеко оторвались, но и они свернули на обочину, ждали.
Качалин раскрыл дверцу заднего салона, и Александра увидела всех обитателей Сапфирова дворца. Нина Ивановна дружески ей улыбалась, а Шахт сидел рядом с Николаем Васильевичем и дремал. Нынче утром Нина Ивановна, приготовляя завтрак, нашла в холодильнике снотворные капли, подлила их в чай буйствующему Шахту, и он теперь погрузился в сновидения.
