Качалин торопился. По радиотелефону подал команду:
— Окружайте «Боржоми».
Продолжали путь, но теперь уже медленно, пропуская вперед себя мотоциклистов. Невдалеке от домика на возвышении стояли двое в черном и один размахивал белым платком. Качалин по телефону связался со старшим грузином:
— Давид, привет. Разведка нам доложила: ты развил бурную деятельность, доходы твои растут. Я решил увеличить пошли- ну — отныне будешь платить восемьдесят процентов. Ну–ну! Молчать, когда я говорю! Не будешь платить — не надо. Привезу сюда других, а тебя и твоих родичей… Подумаем, что с вами делать. Все! Дискуссий я не развожу. В России начинается голод. Это вы и подобные вам скорпионы обобрали русский народ. Скоро мы будем кончать с вами. Вынеси миллион долларов и два миллиона рублей. Даю десять минут.
И выключил телефон. Аппарат еще верещал, вызывая на разговор, но Качалин откинулся на спинку сиденья, ждал. Минут через десять–пятнадцать грузин вышел из домика с двумя чемоданчиками, отдал их парню, который махал белой тряпкой. А вскоре чемоданы были в руках Сергея. К нему подъехали три «ястреба» — командиры групп, и Сергей отсчитал им их долю. При этом сказал:
— Законы наши исполнять в точности: деньги раздавать людям!
И как раз в этот момент раздался огромной силы взрыв. Огненный клубящийся вал поднялся над дворцом Сапфира, земля качнулась точно от землетрясения… — не сразу «ястребы» и друзья Качалина поняли смысл происшедшей катастрофы, но Сергей моментально сообразил: «Устраняют свидетелей». И Шахт, дернувшийся на сиденье и увидевший клуб огня, по–змеиному зашипел: «Сволочи!» И больше ничего не сказал, а когда пламя окуталось облаком искрящегося дыма и на месте дворца обнажилась груда кирпича и железа, Сергей, ни к кому не обращаясь, проговорил:
— Ну, что бы с нами было, если бы мы тебя слушались, Шахт, а? Глупая твоя голова!
Да уж… Всем теперь было ясно, что жизнью своей они обязаны Качалину.
Обратно ехали по другому маршруту. Качалинскую машину сопровождали четыре мотоцикла, по два человека на каждом. Но вскоре они рассыпались по грунтовым дорогам и скрылись из вида. Александра поняла, что едут они не в Сосновку, а куда–то в другое место.
Ехали быстро. Сергей машину вел мастерски, уверено и осторожно. Это заметила Александра, и ей понравилось, она боялась, — и не столько за свою жизнь, сколько за жизнь Сергея.
Через тридцать–сорок минут после взрыва Качалин увидел в небе две точки.
— Вертолеты! Это погоня!
Свернул машину и погнал ее в лес. Был уже вечер, сумерки сгустились. Вертолеты пошли по краям лесного массива. Автомобиль оказался посредине и с воздуха его не видели.
Свирелин сказал Сергею:
— Берите деньги и залезайте в чащобу орешника. Я же поеду по лесной дороге.
— Зачем? — не понял Сергей.
— Отвлеку их на себя. Пусть задержат, мне не страшно.
Сергей мгновенно оценил предложение. В самом деле: если они его и задержат, он ни с какой стороны не имеет отношения к сапфировскому миллиарду. К тому же, бывший министр, человек известный и уважаемый.
Схватил чемоданы и, подгребая с собой членов экипажа, метнулся в глубь зарослей орешника. Свирелин же как ни в чем не бывало повел машину по лесной дороге. И ехал не спеша, не обращая внимания на вертолеты. А те, производя круги над лесом, заметили машину и стали над нею спускаться. Впрочем, соблюдали осторожность, — как бы не открыли огонь из автоматов. Летчики были уверены, что в машине едут люди, много людей, но вот кого они искали — свидетелей сапфировского миллиарда или поджигателей его дома, — это было неясно.
Круги над машиной сужались, главная задача Свирелина была решена: он отвлек на себя погоню и дал Сергею возможность укрыться понадежнее.
Вертолеты делали знаки, но какие — Свирелин не знал. И делал вид, что не обращает на них внимания, и ехал спокойно и ровно. Из головного вертолета раздалась автоматная очередь: пули ложились впереди машины, Николай Васильевич остановился, вышел. С вертолетов спустили веревочные лестницы, — по ним, как обезьяны, посыпались вниз парни в спецназовской форме.
Окружили Свирелина.
— Кто таков? Что здесь делаете?
Свирелин подал старшему визитную карточку. Тот, посвечивая фонариком, читал: «Свирелин Николай Васильевич. Председатель Государственного комитета РСФСР по делам печати, издательств и книжной торговли. Доктор исторических наук, профессор».
Николай Васильевич, пока старший читал его визитку, конструировал в уме возможные вопросы и представлял, как он на них будет отвечать.
Если потребуют водительские права, он скажет: «В лесу ГАИ нет, я прав не беру». Могут спросить: «А где вы живете?» И на это готовил ответ: «Тут недалеко, на берегу речки Воронки, у меня дача».
Но вопросов таких не последовало. Его спросили:
— Вы Сапфира знаете?
— Нет, не знаю.
— А Шахта?
— Знаю, конечно, что такое шахта. А в чем дело?
— Не шахту, а Шахта, Фамилия такая у человека.
— А-а… Нет, не знаю.
— Тут недалеко дом нового русского взорвали. Вам что–нибудь известно об этом?
— Нет, я не в курсе дела. Не слышал.
— И взрыва не слышали?
— И взрыва не слышал.
— Ну, ладно. Извините.
Старший дал сигнал товарищам, и бойцы в спецназовской форме полезли наверх в кабины вертолетов.
Свирелин продолжал свой путь по лесной дороге. Когда шум вертолетов растаял в вечернем сумраке, вернулся к товарищам, и они, довольные счастливой развязкой, продолжали путь.
Шахт в состоянии сильной тревоги и душевного беспокойства оглядывал поляны, стайки деревьев, проплывавшие мимо автомобиля, старался понять, куда они едут. Он понимал, что Качалин задумал с ним какую–то игру, и, может быть, время отстукивает для него последние минуты. Вот сейчас завезут в темное место, расстреляют, и делу конец. В самом деле, зачем он им нужен в этой ситуации? Они теперь боятся Сапфира, а он друг его и доверенное лицо, — его они боятся не меньше Сапфира, а может быть, и еще более.
Решил взять в свои руки инициативу и начать переговоры.
— Сергей Владимирович, куда вы меня везете?
Качалин не отвечал.
— Я делаю вам вопрос, а вы молчите. Разве это хорошо?
— Нехорошо. Но мне нечего вам сказать.
— Вам нечего, а мне есть, и очень много. Я бы не хотел оставить свои кости в этом лесу и кормить ворон. Вы думаете, я друг Сапфира. Но какой же я ему друг, если он велел подложить бомбу и под меня тоже. Я хотел вас не послушать, но вы дали мне наручники, и я вас послушал. Теперь я вижу, как это хорошо, что вы дали мне наручники. Я еще не старый и хочу пожить — надо же посмотреть, чем кончится эта заварушка. Вы мне дали такую возможность, и я вас благодарю. Но зачем сейчас делать со мной то, что вы задумали?
