Огон произносил свой монолог о Пифагоре и осторожно вел Дэвида, путая следы наподобие шахматной доски. Американец слушал, стараясь точно наступать на квадраты, где только что побывала нога жреца.
– К чему ты рассказываешь мне это?
– Пифагор поплатился за то, что использовал знания в своих корыстных целях. Он хотел возвыситься…
– И остался в веках богом чисел. Ведь мы идем по шахматной матрице Пифагора, – пожал плечами американец.
– Он остался в веках лжебожеством. Характерной чертой пифагорейской философии считается дуализм, идущий от двух противоположных начал. Как ты теперь знаешь, с этого и начались ошибки человечества… Пифагор считал этот земной мир единственным. Но это не так.
Когда шахматная доска была пройдена, открылась вторая металлическая дверь. Старик вошел в следующую комнату, уже не предупреждая об осторожности.
Дэвид едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Комната оказалась склепом. В ряд стояло девять огромных саркофагов из белого полированного камня, каждый не менее пяти метров в длину.
Старик подошел к ближайшему из них.
– Подойди, посмотри, – пригласил он.
Археолог приблизился. Крышка саркофага вдруг стала почти прозрачной. И Дэвид увидел лежащего под ней человека. Мужчина казался прекрасным божеством, таким же одухотворенным, как запечатленный образ Христа на Туринской плащанице.
– Кто это? – вполголоса спросил Дэвид.
– Настоящие имена тебе ни о чем не скажут. Но ты можешь называть его Пта.
Американец прошел к следующему саркофагу. В нем лежала женщина.
– А это? Как я могу назвать ее?
– Зови ее Нефтида.
Дэвид затрепетал. Конечно! Значит, перед ним Эннеада – девятка главных богов Древнего Египта!
– А это? – он ткнул пальцем в следующий саркофаг.
– Геб.
– Если это Геб… значит, это Нут, правильно? И Осирис с Исидой? Ведь так?!
– Ты можешь называть их так.
Дэвид обошел склеп, вглядываясь в лица.
– Они считались первыми царями Египта…
– Да. Так оно и было.
– Они мертвы? Или спят?
Этот вопрос возник не случайно. Люди под крышками саркофагов казались безмятежно спящими.
– Это не смерть. И не сон. Это сноподобное состояние. Мне трудно объяснить тебе его механизмы.
– Так они живы?! – изумился ученый.
– Они бессмертны, – ответил старик. – А теперь пойдем назад, не будем тревожить их дольше. Они все слышат, я полагаю. Ведь они, а не мы – истинные хозяева мира.
Старик прошел вдоль саркофагов, и их крышки потускнели, стали непроницаемы. Жрец направился к металлической двери. Когда он остановился у порога, она бесшумно раскрыла створы.
Дэвид с сожалением оглянулся. Как поверить во все это и не тронуться умом?! Он сильно ущипнул себя.
И тут в углу комнаты он заметил стоящий на высоком постаменте стеклянный закупоренный сосуд с голубой жидкостью.
– А это что?
– Это и есть биорегулятор, эликсир, вернувший тебе здоровье. Идем же.
Старик вышел в комнату – шахматную доску и стал проделывать те же шаги с ходом конем, только в обратном порядке. Дэвид, погруженный в мысли об увиденном, машинально копировал движения.
За его спиной закрылась сначала одна железная дверь. Затем другая. Он будто очнулся от глубокого сна.
– Огон, я благодарен за твою откровенность… Но как же тайна народа гарамантов?
Старик с улыбкой похлопал его по плечу.
– Главная тайна гарамантов состоит в том, что их жрецы были душеприказчиками этих богоподобных существ и знали много секретов. Были отряды гарамантов. А народа – не было.
– Как не было? Но ведь сохранились остатки Гарамы, города в пустыне…
– Нет… Сохранилась лишь память о том, что когда-то некие люди общались с высшими существами. Кто-то был более близок и мог наблюдать воочию свершения последних богоподобных правителей. Кто-то должен был хранить их тела, а кто-то – знания.
– Так гараманты и догоны… – начал было Дэвид.
– Постой, – вдруг встревожился жрец, – мне показалось, нас подслушивают.
Собеседники вышли за угол коридора. Но если здесь и был кто-то, то он успел скрыться.
Сиддик все сделал правильно. В назначенный день в восемь утра он вышел из дома с кейсом. На такси доехал до русского посольства на улице Амарат. Вошел внутрь. Пробыл там не менее двух часов. Вышел. Кейс в его руке стал тяжелым.
У железных ворот посольства он пересел в другую ожидающую его машину с шашечками такси, белую, неприметную среди автомобильного потока Хартума. Автомобиль выехал на соседнюю улицу Шарья Хамсташ, известную своими новостройками и супермаркетами, затем двинулся на север, пересек железнодорожное полотно, проехал по мосту через Белый Нил и оказался на его левом берегу, у слияния с Голубым Нилом.
Там машина въехала в Омдурман, «спальный пригород» Хартума, «сельские ворота» Судана. Город встретил рыночным гулом – обычное дело для пятницы. Повсюду сновали, о чем-то договариваясь, что-то предлагая и торгуясь, сбивая цену, люди. Этот день был для Омдурмана особенно ярким из-за сочных цветных тканей на нарядных женщинах…
Машина проехала по оживленным улицам к мечети. Здесь, на площади, среди никуда особо не спешащих зевак, на глазах у всех совершалось настоящее суфийское чудо. Люди ждали часа очередной молитвы и пялились на кружащихся дервишей.
Зрелище привлекало редких иностранцев, отмечавших в диковинных ритуалах «дхикр» лишь восхитительный экстатический танец. И в самом деле, дервиши представляли собой незабываемое зрелище. То, что осуждается как ересь в большинстве мусульманских стран, здесь, в Омдурмане, существует свободно, исполняется пылко до безрассудства. Под барабанный бой дервиши кружатся вокруг мечети, при этом совершая быстрые обороты вокруг собственной оси. Подобно юле, вращаются, сливаясь, их пестрые рваные одеяния, в пустоту устремлены безумные взгляды, а босые быстрые ноги по колено покрывает облако взбитой сухой пыли. Танцоры, черные, как финики, аскетично худые, вертящиеся то на одной, то на другой ноге, иногда падают и катаются по земле в ногах других дервишей, волнообразно движущихся в такт с барабанным ритмом.
Но сейчас Сиддик в окно своей машины видел лишь сумасшедших, юродивых, припадочных, охваченных не священным ритуалом вознесения духа в небо, где познаны все на свете истины, а лишь собственным безумием.
Внезапно к медленно проезжающему автомобилю подскочил один из таких ненормальных, весь покрытый татуировками, и, жестикулируя, как параноик, стал выкрикивать свои заклинания.
– Юу-юу! – вдруг гаркнул татуированный дервиш и сильным ударом ладони приложился к стеклу.
Сиддик вздрогнул от неожиданности, испуганно отпрянул от окна и вжался спиной в спинку кресла.
