– Что ты здесь делаешь? – голос Марджани за спиной заставил вздрогнуть всем телом.
Мишка обернулся. Она стояла, прямая и наэлектризованная, без намека на усталость и болезнь. Глаза в темноте светились, как у кошки.
– Ты меня напугала. Тебя ищу! Мало ли что…
Девушка подняла голову и посмотрела туда, куда минутой раньше смотрел мальчишка.
– Тебе незачем шляться по темноте, герой. Пошли отсюда, пока никто не заметил.
Марджани схватила его за руку. Мишка невольно усмехнулся. Надо же, у нее осталась привычка…
– Да погоди ты! Что это, по-твоему?
– Откуда мне знать?
– А мне кажется, ты не зря полночи изображала из себя разведчицу, – возразил Мишка. – Лучше бы тебе не иметь от меня секретов. Кстати, лихорадка, кажется, у тебя прошла, как и не было ее?
Марджани беззвучно расхохоталась.
– Да, считай, что ты поймал меня с поличным. Но мы не полезем на эту гору выяснять, откуда и зачем льется свет. Это слишком опасно.
Она обняла его одной рукой за плечи и мягко развернула в сторону лагеря.
– Тебе нужно отдыхать. Поверь, силы еще понадобятся.
Мальчишка почему-то поддался на ее уговоры, хоть сна не было ни в одном глазу.
– Марджани…
– Да?
Рука у нее совсем не горячая, а так – теплая… и еще…
– Симулянтка. Мы ж все поверили. Ну, ты и артистка… Как ты это делала?
– Вообще-то я не думаю, что нужно все объяснять… Понимаешь… Селим, он… короче говоря, больная девушка его не очень интересовала. А тебе зачем?
Мишка шел и, отвернувшись в сторону, чтобы она не видела его лица, улыбался самым идиотским образом. Что его так радовало в эти минуты, он вряд ли смог бы объяснить даже себе. Не то что ей…
– Да так. Пригодится. Уроки прогуливать.
– Эх ты, прогульщик! – Марджани потрепала его за волосы.
А потом ее рука опять вернулась на его плечо…
Все случилось мгновенно. Сиддик, подталкиваемый автоматом в спину, пробежал по солнечной песочной кладбищенской дорожке к автомобилю, поджидавшему у противоположного входа на кладбище. Профессора втолкнули внутрь салона. В «лендровере» с тонированными стеклами сидел Хашим.
– Какое счастье, дорогой коллега, что я очень спешил и проверил деньги, не отходя от кассы… Решили разыграть комедию?
Хашим рывком раскрыл кейс, оттуда вывалились «куклы» – обернутые долларами бумажные нарезки.
– Так не пойдет, дружище, так не пойдет…
Сиддик простодушно хлопал глазами. Он сидел на заднем сиденье, зажатый между двумя вооруженными людьми. Хашим разговаривал с ним вполоборота с переднего сиденья.
– Я понимаю ваше удивление, коллега. Но – ничего личного, только бизнес. Итак, вы не выполнили нашу настойчивую просьбу. Жизнь мальчика ничего не стоит, я полагаю?
Наконец профессор совладал с собой и смог говорить.
– Понимаете… Его отчим оказался человеком… я бы сказал, несговорчивым… Он выставил свои условия… Поскольку мне не с кем было их обсудить, я решился на подлог…
Хашим в который раз ощутил прилив бешенства при виде этого трясущегося никчемного человека. Выстроенная схема рухнула. И рухнула именно из-за трусости Сиддика. Будь он смелее и сообразительнее, он бы отнесся к ситуации иначе, предпринял бы хоть что-то…
– Нет, Сиддик, нет. Я гуманнее, чем вы думаете сейчас. Я искренне хотел помочь мальчишке. Он в руках джанджавидов, а это цепкие руки. Я – лишь посредник, только посредник, понимаете?
Сиддик кивнул.
– Нет времени долго объясняться…
Профессор умоляюще посмотрел на Хашима.
– И вы даже не выслушаете, какие условия выдвинул его отчим?
Ректор картинно развел руками.
– Вы не оставляете мне выбора, друг мой. И какие же это условия?
– Он сам привезет деньги туда, где находится мальчик. Только одновременный обмен.
– Так, – Хашим барабанил пальцами по дверной обшивке. – Не знаю, смогу ли я убедить человека, который держит заложника… Не знаю…
– Но… господин Хашим… он будет только со своим телохранителем. Безоружным.
– Понятно. Вы в плохой игре, Сиддик. И недооцениваете свое положение… Ведь у вас тоже есть дети…
Профессор побелел.
– Ладно. Я не могу сейчас ничем вас обнадежить. Вы очень меня расстроили. Из-за вашего легкомыслия пострадают невинные дети… А я предупреждал… А теперь вам действительно остается уповать только на Аллаха.
Машина тронулась.
– Но, господин Хашим… – взмолился Сиддик.
Хашим отвернулся и уставился в стекло. Автомобиль выехал на дорогу, круто обогнув кладбищенскую территорию.
Сиддик подался вперед, надеясь на продолжение разговора с бывшим теперь уже боссом. И тут же получил удар кулаком по переносице.
Пленник очнулся и слегка приоткрыл глаза. В первые секунды все показалось залитым красной краской. Сиддик не сразу сообразил, что это его собственная кровь.
Слышался какой-то вибрирующий, напрягающий ушные перепонки, шум. Может быть, это гудела его больная голова? Профессор, не шевелясь, попытался сориентироваться. Да, так и есть. Это звук летящего вертолета.
Кто-то переговаривался по рации. Но из-за общего гула ничего нельзя было разобрать. Кроме одного. Уэйнат…
Прошло довольно много времени.
– База, прием, как меня слышите? – рация выплюнула сквозь эфирные помехи ответ. – Буду через пятнадцать минут.
Сиддик вдруг поймал себя на мысли, что его обычное волнение испарилось, как вода в засуху. Есть предел всему, даже страху. Да и боль он научился игнорировать. Сейчас физическая боль не имела значения… Хашим… Да свершится воля Аллаха.
…Когда вертолет пошел на посадку, Сиддик приподнял свое затекшее тело, сел и посмотрел в иллюминатор. Посадка предстояла нелегкая.
Внизу небольшим расчищенным от камней пятном между скал желтела площадка. К площадке подходили бедуины в черных одеждах…
– Ну что, дружище, полегчало? – прокричал сквозь шум ректор.
В салоне вертолета, помимо людей Хашима, находились мешки и коробки.
Сиддик промолчал. Слова, срок которых еще не созрел, увязли в горле.
После двух попыток вертолетчик все-таки сумел благополучно посадить машину на крохотный пятачок.
Сиддик спрыгнул с платформы на землю. Он был наслышан про Уэйнат…
– Добро пожаловать в тайное убежище, профессор! Вы, наверное, рады такой удаче?
Хашим обвел местность театральным жестом. Красноватый песок с редкими колючками под ногами. Красные остовы разрушенных какой-то чудовищной силой скал, теперь они походили на разбитую кирпичную кладку. Сохранившие свою мощь, но все же изрядно потрепанные временем крупные базальтовые скалы. И небо, будто подернутое поволокой, не яркое, а дымчато-бледное…
