по Европе и США, общался с такими учеными, как Луи Пастер, философами, как Ральф Уолдо Эмерсон, романистами, как Виктор Гюго, и изобретателями, как Александр Грэхем Белл. Педру II надеялся, что однажды Бразилия не будет нуждаться ни в монархии, ни в рабском труде, и в 1840 году освободил своих рабов. Когда годы спустя республиканцы, открыто предлагая положить конец монархии, снова появились на политической сцене Бразилии, Педру зашел так далеко, что сделал ведущего республиканского интеллектуала личным наставником своего внука.
Так же, как император, бразильская элита в теории поддерживала либерализм, но на практике придерживалась консервативных взглядов. Но в 1860-х годах времена в Бразилии, как и везде, начали меняться. Ряд консервативных лидеров, убежденных в необходимости реформ – и особенно в отмене рабства, – покинули строй и присоединились к либералам. Когда во время войны Тройственного альянса возник конфликт либерального премьер-министра с консервативным командующим армией, Педру встал на сторону последнего, что привело либералов в ярость. Либеральный манифест 1869 года призывал реформировать имперскую систему, чтобы сделать ее более демократичной, так же яростно, как призывал к постепенному освобождению рабов. Документ заканчивался угрозой: «Реформа или революция!» Еще более радикальная либеральная группа в том же году выпустила второй манифест, требуя ограничения власти императора и немедленной отмены рабства. Третий манифест в 1870-м также призывал к отмене рабовладения, свержению императора и созданию Бразильской республики. Пришлось отступить.
В 1871 году консервативное правительство поддалось давлению либералов и приняло закон о свободе рождения: рабы оставались рабами, но их дети рождались свободными. Поскольку работорговля прекратилась примерно в 1850‐м, закон говорил о стремлении рано или поздно положить конец рабству. Педру II был доволен. Но из-за торговли в 1830-х и 1840-х, когда в Бразилию привезли сотни тысяч молодых африканцев, рабство длилось бы еще десятилетия, а дети, официально рожденные свободными, все равно до совершеннолетия должны были работать на хозяина своей матери.
Хотя на протяжении большей части 1870-х и 1880-х правили консерваторы, прогресс постепенно завоевывал сердца и умы. Более прогрессивные производители кофе из Сан-Паулу начали нанимать сельскохозяйственных рабочих-иммигрантов, по большей части из Италии. Экспортная кофейная экономика способствовала росту городов. А городских бразильцев – лучше образованных, более космополитичных и не связанных напрямую с жизнью плантаций – было проще убедить в либеральном видении прогресса. Среди подписавших упомянутый выше республиканский манифест 1870 года были, например, десять журналистов, 13 инженеров и торговцев, 23 доктора права и медицины и только один плантатор.
В 1880-х годах рабство снова стало предметом политических дебатов. Ведущим представителем аболиционистов был либерал по имени Жоаким Набуку – знаменитость, чей портрет печатали даже на этикетках сигар и пива. Карнавальные шествия в Рио-де-Жанейро – и те поднимали тему аболиционизма. Набуку и другие либералы 1880-х говорили о моральных истинах, но сильнее всего осуждали рабство как препятствие на пути прогресса. Несомненно, рабство было пережитком прошлого. После 1886 года, когда испанцы отменили рабство на Кубе, прогрессивные бразильцы в одиночку несли международный позор. К этому времени в провинциях, не зависевших от кофе, рабов уже освободили, а с прибыльных кофейных плантаций рабы бежали тысячами. И наконец в 1888 году давление общества привело к полной отмене рабства без финансовой компенсации бывшим рабовладельцам. Педру в это время находился в Европе, поэтому «Золотой закон» подписала его дочь принцесса Изабел, сама аболиционистка. Четыре столетия рабства наконец завершились.
А в следующем году рухнула и бразильская монархия, еще один устаревший институт. Перемены буквально витали в воздухе. У высокопоставленных армейских офицеров накопились претензии к имперскому правительству, отмена смертной казни оскорбила самых упорных и стойких монархистов, и республиканские активисты увидели свой шанс. Постоянные неудачи на выборах не ослабили их влияния в армии. Республиканец Бенжамин Констан Ботелью де Магальяйнс, наставник императорского внука, к тому времени стал знаменитым профессором бразильской военной академии, благодаря чему мог направлять недовольство армии и связывать его с деятельностью республиканцев. В ноябре 1889-го военные провозгласили республику. Педру и его семья тихо уехали в Европу, и телеграфные провода разнесли эту новость по всей стране, вызвав удивление, но и немедленное признание. Бразильцы единогласно склонились перед «неизбежным маршем прогресса», как будто давно считали, что императору пора уйти, но были слишком вежливы, чтобы ему об этом сказать.
К концу столетия либерализм в той или иной форме стал официальной идеологией каждой латиноамериканской страны. Среди правящих классов региона царило уверенное согласие, которое поддерживал городской средний класс. Прогресс по образцу Англии, Франции или США был в порядке вещей. Наконец наступил длительный период стабильной либеральной гегемонии.
Течения
Международные войны
Между странами Латинской Америки за всю ее историю произошло всего несколько крупных войн, но их влияние на вовлеченные страны оказалось невероятно мощным. Мексика потеряла огромные территории в войне с США (1846–1848). Война Тройственного альянса (1865–1870) привела к национальному шоку в Бразилии, сплотила Аргентину и практически ликвидировала несчастный Парагвай: и Аргентина, и Бразилия забрали часть его территории, чтобы компенсировать свои затраты на эту войну.
Спустя восемь десятилетий парагвайцы снова вступили в войну, но в этот раз одержали победу. Чакская война (1932–1935) разразилась из-за пустынного региона удушающей жары и периодических наводнений, чередующихся с засухами, к западу от реки Парагвай. Вопрос владения этой практически пустыней долго тлел между парагвайцами и боливийцами, но мгновенно вспыхнул, когда в 1920-х там нашли нефть. Солдатам с боливийских высокогорий пришлось очень нелегко в тяжелых и непривычных условиях Чако. Победа Парагвая удвоила территорию страны и сотворила чудо с национальной гордостью. Надо сказать, что Чакская война оказалась единственным крупным столкновением между американскими странами в XX веке.
Поражение Боливии в Чако стало очередным тяжелым ударом для страны, проигравшей в двух предыдущих войнах на Тихоокеанском побережье. Война против Перуанско-Боливийской Конфедерации (1836–1839) началась из-за объединения Перу и Боливии под руководством метиса-каудильо Андреса де Санта-Круса. Министр правительства Чили Диего Порталес, обладавший большим влиянием, чем даже президент, отказался мириться с этим объединением и начал полномасштабную атаку, в итоге разгромив Санта-Круса и положив конец Конфедерации.
Полвека спустя Чили снова победила – во Второй Тихоокеанской войне (1879–1884). Эта война, чем-то похожая на войну в Чако, велась из-за пустынной зоны, спор за которую обострился после обнаружения там полезных ископаемых. Этой зоной была пустыня Атакама – участок Тихоокеанского побережья длиной в шестьсот миль, за все свое существование не видевший ни капли дождя. Испанские колониальные границы в этом регионе никогда не были четкими. После обретения независимости Боливия претендовала на эту часть побережья, так же как Перу и Чили. К 1870-м
