– Какое? – спросила Луиза, бледнея.
– А что, если этот человек – мошенник, подделавший почерк графа?
Луиза вскрикнула и вырвала у меня из рук письмо.
– О нет, нет! – воскликнула она, как бы стараясь успокоить самое себя. – Нет! Я прекрасно знаю почерк Алексея и не могу ошибиться!
И однако, перечитав письмо, она побледнела.
– Нет ли у вас при себе другого письма от него? – спросил я.
– Есть. Вот его записка, написанная карандашом.
Почерк письма был, по-видимому, тот же самый, и все же в нем чувствовалась какая-то неуверенность.
– Неужели вы думаете, – спросил я, – что граф обратился бы к вам за помощью?
– А почему бы нет? Разве не я люблю его больше всех на свете?
– Да, конечно, за любовью, за нежностью он обратился бы к вам, но за деньгами – к своей матери, и только к ней.
– Но разве все, что я имею, не принадлежит ему? – спросила Луиза дрогнувшим голосом.
– Да, несомненно, но либо я не знаю графа Анненкова, либо это письмо писал не он.
– Боже мой, – вскричала Луиза, – ведь эти тридцать тысяч рублей – все мое достояние, моя единственная надежда!
– Скажите, а как он подписывал свои письма к вам? – спросил я.
– Попросту «Алексей».
– А это письмо подписано «граф Анненков».
– Да, – подтвердила Луиза, совершенно подавленная.
– Вы не знаете, что сталось с этим человеком?
– Нет. Он мне сказал, что приехал вчера вечером и немедленно уезжает обратно в Пермь.
– Надо заявить в полицию. Ах, если бы полицеймейстером по-прежнему был Горголи!
– Заявить в полицию?
– Конечно!
– Ну а если мы ошибаемся, – спросила Луиза, – если человек этот окажется не мошенником, а спасителем Алексея, ведь я могу погубить его из-за нескольких тысяч. Ведь я вторично буду виновницей его несчастья! О нет, лучше рискнуть! А что до меня, я как-нибудь выйду из положения. Не беспокойтесь обо мне. Единственное, что я хотела бы знать, действительно ли Алексей в Перми?
– Послушайте, – сказал я, – мне довелось слышать, что конвой, сопровождавший сосланных в Сибирь, недавно вернулся обратно. Я знаком с одним жандармским ротмистром. Я схожу к нему и узнаю, в чем дело. Подождите меня.
– Нет, нет, я пойду с вами.
– Не советую, вы еще слишком слабы, чтобы лишний раз выходить на улицу. Вы и так поступили очень неосторожно, что пришли ко мне. А главное, вы помешаете мне собрать нужные сведения.
– В таком случае идите один и возвращайтесь как можно скорее. Помните, что я вас жду!
Я поспешно оделся, взял извозчика и спустя десять минут был у жандармского ротмистра Соловьева: одно время он тоже был моим учеником.
Я не ошибся: конвой и в самом деле вернулся три дня тому назад. Узнав, какого рода сведения мне нужны, Соловьев предложил помочь мне: оказалось, что унтер-офицер, в партии которого был Анненков, его хороший знакомый.
Соловьев послал за ним, и спустя несколько минут офицер этот явился. Это был человек с прекрасной военной выправкой, с суровым и вместе с тем добрым лицом. Хотя я и понятия не имел о том, что он сделал для графини и ее дочерей, я сразу же почувствовал к нему симпатию.
– Вы были начальником конвоя, сопровождавшего четвертую партию ссыльных? – спросил я.
– Да, я.
– В этой партии был граф Анненков?
– Гм… гм…
Унтер-офицер замялся, не зная, к чему клонятся мои расспросы. Я увидел его смущение и поспешил объясниться.
– Вы говорите с другом графа Анненкова, готовым пожертвовать жизнью ради него, – проговорил я, – умоляю вас, скажите мне всю правду.
– Что вам угодно знать? – спросил офицер по-прежнему недоверчиво.
– Я хочу прежде всего знать, не заболел ли он в дороге?
– Ничего подобного.
– Затем, остался ли он в Перми?
– Мы там даже не останавливались.
– Значит, он продолжал безостановочно свой путь?
– Да, до Козлова, где он, надеюсь, и по сей час находится в таком же добром здоровье, как мы с вами.
– А что это такое – Козлово?
– Сельцо на Иртыше, примерно в восьмидесяти верстах от Тобольска.
– Вы уверены, что он там?
– А то как же! Ведь я получил расписку от местных властей и представил ее позавчера его превосходительству господину полицеймейстеру.
– Стало быть, и болезнь и остановка графа в Перми – это басни?
– Конечно. Ни слова правды в этом нет.
– Благодарю вас, друг мой.
Я отправился затем к Горголи и все ему рассказал.
– И вы говорите, – спросил он, – что эта девушка решилась отправиться за своим любовником в Сибирь?
– Да.
– Хотя у нее нет теперь никаких средств?
– Да, ваше превосходительство.
– В таком случае передайте ей от меня, что она к нему поедет.
Я вернулся домой. Луиза ждала меня.
– Скажите, – тут же спросила она, – вы узнали что-нибудь?
– Узнал и хорошее и дурное: ваши тридцать тысяч пропали. Граф в дороге не болел и теперь находится в Козлове, откуда ему вряд ли удастся бежать. Зато вы получите разрешение отправиться к нему.
– Другого я ничего и не желаю, – обрадовалась она, – только бы поскорее получить это разрешение.
Я передал Луизе свой разговор с Горголи, и она вполне успокоилась: так сильно было ее желание уехать к Алексею.
Проводив ее домой, я отдал ей все, что имел, – что-то около трех тысяч рублей. К сожалению, остальные свои сбережения я незадолго до этого отослал во Францию, не предполагая, конечно, что они могут мне понадобиться.
Горголи сдержал слово: Луиза не только получила разрешение на поездку, но к нему были приложены тридцать тысяч рублей. Кроме того, сопровождать ее в Сибирь в качестве фельдъегеря был назначен тот самый унтер-офицер, который конвоировал графа Анненкова.
Было решено, что Луиза выедет в Москву на следующий же день и там оставит своего ребенка у матери Алексея. Я обещал сопровождать ее до Москвы, второй столицы России, которую давно собирался осмотреть. Луиза попросила фельдъегеря позаботиться об экипаже и лошадях, чтобы выехать с утра, часов около восьми.
В назначенный час лошади были готовы, что указывало на исполнительность фельдъегеря. Более того, он получил разрешение взять для этого путешествия экипаж и лошадей из дворцовых конюшен.
Луиза была бесконечно счастлива: все ее страхи исчезли. Еще накануне она готовилась отправиться в путь чуть ли не пешком, без копейки в кармане. Сегодня ей предстояло путешествовать с роскошью, о которой она и мечтать не смела. Экипаж был превосходный и очень поместительный.
Кто не путешествовал по России, тот не знает, с какой быстротой ездят русские. Между Петербургом и Москвой около семисот верст, и если щедро давать на чай ямщикам, то они покрывают это расстояние за сорок часов.
