— Сэр, — ласково обратился к нему Гейнор, — не плачьте о том, кто сам о себе не плачет.
— Потому-то я и скорблю о вас, — священник вздохнул, и слеза, скатившись по его толстой щеке, омочила крошку табака на его воротнике.
— Это очень странно, — заметил капитан, наблюдавший за ним с интересом. — Стало быть, вы не верите в то, что проповедуете? Разве вы не верите в радостную потустороннюю жизнь?
Священник уставился на смертника в изумлении, даже плакать перестал.
— А может быть, вы на собственном опыте убедились, что этот мир так хорош, что вы не променяете его услад ни на какие иные?
— О нет, сэр, но вы... вы так молоды, — невразумительно пробормотал священник.
— Разве мне не повезло? Меня минует немощь старческого возраста...
— Но погибнуть в расцвете лет! Какая жалость! О, сэр, — взмолился он, — умоляю, думайте о другом!
— Не думается, — спокойно ответил капитан. — Вот и вас, сэр, одолевают земные мысли, иначе откуда эта грусть, которую я не могу разделить? Сэр, мне кажется, вы придаете слишком большое значение короткому мигу, именуемому жизнью. Поскольку нам всем в конце концов суждено уйти, не все ли равно, уйдем мы сегодня или повременим до завтра? Стоит ли оплакивать один день? — утешал священника обреченный на смерть. — Разрешите, я расскажу вам историю, услышанную однажды на Востоке...
— Боже упаси! — воскликнул священник. — Вы думаете о прошлом, а ваши мысли должны быть устремлены в будущее!
Капитан улыбнулся и ничего не сказал в ответ. Забыв про бургундское, он заключил, что этот человек явно непригоден для тяжкого испытания утешения обреченных. Его, очевидно, смущала сама задача. Оба замолчали. Повозка, точно улитка, взбиралась на Холборн-Хилл, и повсюду волновалась та же бесчувственная жестокая толпа — глазеющая, орущая, насмехающаяся.
Не думайте, что здесь собрались политические противники капитана. Мало кто из толпы знал, за какое преступление этого человека осудили на смерть. Его приговорили к повешению, а висельник — всегда интересное, даже забавное зрелище, он — словно приглашение к празднику.
Заглянув Гейнору в лицо, священник прочитал на нем полупрезрительное удивление и неверно истолковал это выражение.
— Меня потрясло, сэр, — сказал он, — что вы не получили разрешения прибыть на казнь в карете.
— А я мог бы потребовать такого разрешения? спросил капитан Гейнор, проявляя умеренный интерес.
— Могли бы, если бы оплатили карету, — заверил его священник.
— Ах, теперь это не имеет значения!
Но священника уже занимала другая мысль. Он заметил, что в повозке нет гроба.
— Есть ли у вас друзья? — поинтересовался священник.
Он был вынужден говорить очень громко, чтобы заглушить гомон толпы.
— Друзья? Надеюсь, есть.
— Где же они тогда?
Капитан Гейнор слегка нахмурился:
— Вы бы хотели, чтобы они влились в эту кошмарную толпу?
— Конечно, нет. Но они позаботились бы...
— О чем позаботились, сэр?
— О ваших похоронах. Получили они разрешение на похороны?..
Капитан посмотрел на него и улыбнулся:
— Представьте, эта мысль не приходила мне в голову. Я-то полагал, хоть и не задумывался над этой проблемой, что о похоронах позаботятся те, кто распорядился меня повесить.
— Вы заблуждаетесь, сэр.
— Но разве это так важно?
Встретив невозмутимо спокойный взгляд солдата, священник смешался: уж слишком далеко уклонился он от своих обязанностей, направив свои мысли по неверному руслу. Все они были о бренной тленной плоти, тогда как надлежало позаботиться о бессмертной душе. И духовный наставник пробормотал какую-то банальность, кинув страждущему мелкую монету. Капитан Гейнор сидел молча, благодарный за передышку в болтовне, еще более пустой, чем сам предмет разговора. Мысли его были далеко. Вдруг он обернулся и посмотрел вперед. Тотчас послышался взволнованный возглас священника:
— Не смотрите!
Капитан не обратил внимания на слова пастыря. Повозка, дребезжа, съезжала с горы. Домов здесь было меньше, а толпа все прибывала. У подножия горы люди кишели, как муравьи. В центре сборища торчал темный треугольник — зловещее сооружение.
Капитан Гейнор уперся в него взглядом, потом обернулся к священнику.
— Наше путешествие заканчивается, — молвил он с улыбкой. — Оно и к лучшему: путешествие, прямо скажем, не из приятных.
Смерть — величайшее приключение в человеческой жизни. Эта фраза стала расхожей. В ней есть парадокс, вот почему она так полюбилась многим писателям. Но про смерть, которую предстояло принять капитану Гейнору, можно сказать в прямом смысле, без всякого парадокса, что она явилась величайшим приключением в его жизни.
На этой стадии повествования возникает искушение вставить в текст отрывки из мемуаров некогда знаменитого доктора Эмануэля Близзарда. И если, по размышлении зрелом, автор решил не приводить этого документа дословно, то лишь потому, что, несмотря на обилие подробностей, мемуары доктора Эмануэля Блиэзарда неполно освещают события: многое в истории капитана Гейнора было знаменитому профессору неизвестно. И все же без мемуаров доктора Близзарда невозможно было бы воспроизвести в подробностях события самой необычной части повествования. Многие отрывки из мемуаров, — читатель легко распознает эти места, — приводятся почти буквально, лишь иногда они дополняются другими источниками: доктор знал не все. Более того, рассказ будет понятнее, если события будут изложены в порядке их следования, что несвойственно профессору.
Когда повозка с осужденным приблизилась к месту казни, толпа притихла. Некоторое время слышались лишь невнятное бормотанье да приглушенный шепот, как шорох листьев в лесу под дуновением ветерка. Потом и он смолк, и наступила мертвая тишина. Так в природе все вокруг замирает перед бурей.
Пока священник читал заупокойную молитву, Джек Кетч, грубый возница, подхватил конец пеньковой веревки, болтавшейся за спиной капитана Гейнора. Раскрутив веревку, он ловко забросил ее конец за балку, поймал его и стянул узлом. Миг спустя, уже на козлах, он хлестнул кнутом коня и пустил его в галоп по проходу в толпе, проложенному солдатами.
Капитан Гейнор обнаружил, что остался в повозке один. Священник куда-то исчез, капитан не заметил, когда это произошло. Вокруг повозки снова бушевала толпа — орала, ругалась, хохотала, но что удивительно, никто больше не обращал внимания на капитана. Повозка с грохотом катилась вперед, грохот все усиливался, и капитан с удивлением отметил, что ротозеи, не успевавшие отскочить в сторону, попадали под колеса. Они-то и оглушали его ругательствами и проклятиями.
