друга.
Готье бросил короткий недоверчивый взгляд на Финтана.
– И Макдонеллы были мудры, не отвергая руки помощи даже таких союзников, – с укоризной бросил Рене.
– Какое утешение, – ядовито оскалился Финтан. – Уверен, мой клан с того света благословляет Испанию!
– За голову некого Хетафэ назначена награда, – холодно продолжал Рене. – Его обвиняют в пособничестве. Если верить донесениям, именно он вывозил Макдонеллов еще из Данлюса в Ратлин. Куда держали они путь – неизвестно.
– Скорее всего, к испанскому королю или даже в Лондон, – пожав плечами, предположил Финтан. – Смотря кто больше забашлял. Или ты в самом деле веришь, что какие-то разбойники просто так, от широты душевной, хотели нам помочь?
– У них были свои мотивы, – твердо ответил Рене. – У вас один враг – английская корона.
– Все равно непонятно, зачем этому Хетафэ выводить меня из себя этими записочками, – вздохнул Финтан, сложив руки на груди и, ссутулившись, облокотился о стену.
– Что? – удивился Рене. – Их было несколько?
Финтан угрюмо кивнул.
– Что в них было? – спрашивал граф.
В ответ лишь пожали плечами.
– Я их сжег, – ответил Рыжий Лис.
– Даже не открыв? – глаза Рене открылись еще шире.
– Я давно не жду ничего доброго с того света, – ответил Макдонелл. – Вполне может быть, со дня на день сам там окажусь, вот и поболтаем. А пока надо разобраться с живыми. Кто бы это ни был, он был тут, и он знает, что я в Плимуте. Записки были посланы Шеймусу Уолшу, это имя я впервые назвал здесь, в этих стенах.
– Откуда ты взял его? – спросил граф.
– Так звали моего друга, – ответил Финтан. – Я знал его больше, чем самого себя. С той резни о нем ни слова.
– Мои соболезнования, – граф смиренно склонил голову.
– Даже если те, кто писал мне письма, и знали Шеймуса, они не могли знать, что он здесь, – говорил Финтан, никак не обращая внимания на слова графа.
Рене тяжело вздохнул, рухнул в глубокое кресло, поставил локти на стол и взъерошил себе волосы.
– То есть ты уверен, что это кто-то из замка? – пробормотал Рене.
– Уверен, – кивнул Рыжий Лис, прижав кулак к груди.
Оба погрузились в молчание. Финтан отстранился от стены, круто повел головой, разминая шею. Когда он направился к выходу, граф смотрел на тонкую брешь тайного отдела стола. Рыжий Лис, казалось, нарочно медлил, прежде чем покинуть покои, точно давая шанс Рене бросить свои обвинения. Смелости не хватило.
* * *
– Бери уже что-нибудь, и пошли, – теряя терпение, просила Рейчел.
Рыжий Лис кивнул, беря под мышку пыльную бутылку. Мисс Норрейс стояла у входа в погреб с факелом, пламя трепетало под неровным порывом ветра. Этот сквозняк был обитателем подземелья наравне с затхлым духом и крысами в стенах. Финтан стряхнул с бутылки пыль и паутину, направился к выходу большими шагами. Они безмолвно крались, боясь издать хоть звук. Для них обоих это уже было что-то вроде привычки.
Они вышли по узкому лазу, откуда дребезжал кусочек света. И Финтан, и Рейчел частенько слышали, какие они кожа да кости. Сейчас они без особого труда пролезли бестелесными призраками и вышли на каменный берег. Прибой гремел и напевал, самозабвенно и громко. Хмурые небеса внимали ему, как и холодные камни, на которые сели Рыжий Лис и девчушка со шрамом. Рейчел открыла вино, сделала пару больших глотков, утерла губы и протянула бутылку.
– Меня еще тошнит, – Финтан отказался жестом.
Рейчел злобно цокнула, снова припала к бутылке и сделала глоток.
– Как тебя вообще обманул этот цыпленок Готье? – негодующе спросила Рейчел.
Финтан пропустил ее слова мимо ушей, слушая откровения океана. Они шумели прибоем, сбивались в кучу и рассыпались далекими пенистыми гребнями. Беззащитность и беспомощность перед ударами судьбы стали давно привычным бременем на плечах Рыжего Лиса. Верно, оттого они и осунулись, устало и немощно, как у старика, отжившего свое, как у того самого старика Сорли, что томится в темнице, лишенный всего, что когда-то имел.
– Что теперь будем делать? – спросила Рейчел.
Финтан непроизвольно шевельнулся, обернувшись через плечо.
– Придется ждать, – ответил Рыжий Лис. – Не раньше весны.
– Не раньше весны? – с ужасом повторила мисс Норрейс.
Три дня разлуки, минувшие с отбытия «Пеликана», оставили скорбный и тревожный отпечаток на лице. Глаза потухли, смотрели вяло и сонно. Вся озорная и бойкая ретивость улетучилась миражом.
– Не цепляйся за этот срок, – предупредил Рыжий Лис. – Не искушай судьбу отдалять этот срок, в последний момент отдернуть прямо из-под носа заветный лоскуток.
– Я понимаю, что ты говорил, – сказала Рейчел.
Финтан повел головой и вопросительно глянул.
– Про то, как ты лежишь, замерев, и мечтаешь о паре мгновений покоя, – прикрыв веки, бормотала Рейчел. – Потолок. Стена. Окно. Иногда немного лунного света. И ты понимаешь, что твои глаза снова открыты. Это глупо, но я чувствую соленую воду на губах, меня качает из стороны в сторону. Мы с братом делим одну душу на двоих, видим одни сны. Я скучаю по тем временам, когда сон ко мне в самом деле приходил, как верная собака. И это, – Рейчел тряхнула бутылкой в руке, проверяя, сколько еще там плещется, – помогает приманить эту хитрющую тварь.
– Надеюсь, вы и впрямь отыскали спасение, госпожа Норрейс, – пожал плечами Финтан. – Ведь ждать нам немало. Как минимум до весны.
Рейчел тяжело вздохнула и вновь прильнула губами к бутылке, а Финтан слушал, о чем смеется и плачет морской прибой.
* * *
До чего Плимут опротивел. Ожидание было невыносимым, и считать дни было бесполезно. Как не было видно горизонта за густым туманом Данлюса, так не было видно крайнего срока, ради которого стоило бы начинать отсчет. Норрейса, настоящего, истинного Норрейса, тут не было, а Дрейк был упущен. Тучи сгущались.
Когда наступила зима, темнело рано. Финтан оставался верным своему ночному бродяжничеству. Иногда он вглядывался в глубокие тени, как будто верил, что однажды тот, кто смотрит на него оттуда, все же покажет свое лицо. Иногда он выходил, сутулый и убогий, едва-едва не касался дряхлой обвисшей грудью земли, и в такие моменты Финтан просыпался на камнях, и вороны, сбившиеся в кучу, разбегались прочь. Вот так, преследуемый кошмарами во сне и наяву, Финтан Макдонелл встретил зиму 1577 года в Плимуте, в доме убийц своего клана.
Необъяснимое облегчение настигает даже самый израненный разум, стоит только понять, что минул какой-то отрезок времени: месяц, год. Переваливши за такой условный рубеж, как первый день зимы, Финтан ощутил это самое облегчение. Не только Макдонелл томился в крепости – в начале зимы к Рене Готье подошли благородные господа в
