Одиннадцатого сентября, возвращаясь на пароходе «Геркулес» в Петербург после лечения, в своей каюте умер граф Александр Христофорович Бенкендорф.
Бюст шефа жандармов до самой кончины императора Николая украшал каминную полку его кабинета, стоял в ногах его железной походной кровати. Возможно, временами государь мысленно беседовал со своим «милым другом», верным Алексом, ведь тот был стержнем его правления, символом минувшей эпохи.
* * *
Зимой тридцать пятого года граф Сергей Федорович Ростопчин получил известие из Италии о смерти графа Филиппи, мужа Лауры. «Наконец-то! – возликовала графиня Екатерина Петровна. – Хватит вам жить в грехе!» Она надеялась, что старший сын смирится, примет католичество и обвенчается по католическому обряду. Сергей согласен был венчаться в надежде, что мать снова начнет выплачивать ему ренту и он сможет с женой и сыном уехать за границу. К тому же в последнее время у него открылась астма, приступы удушья становились невыносимы, и он рассчитывал отправиться на лечение в Швейцарию. Но переходить в католицизм граф отказался, и венчание проводили два священника.
Планам и мечтам графа Сергея Федоровича не суждено было сбыться.
Весной тридцать шестого года императору Николаю доложили, что в имении Ростопчиных, в Воронове, постоянно проживает аббат-иезуит, что там имеется много церковной католической утвари, регулярно служатся мессы, а княгиня Ростопчина намерена обращать как своих крестьян, так и соседних помещиков в католичество. Государь, ненавидевший вероотступников, тотчас послал московскому губернатору депешу с приказом немедленно произвести в имении Вороново строгий обыск. Добрейший Голицын предупредил графа Сергея о готовящемся обыске за сутки и посоветовал срочно вывезти из имения церковную утварь, а заодно и аббата – в противном случае графиню ждали большие неприятности.
Сергей Федорович прискакал в Вороново ночью, верхом, несмотря на сильный дождь. Переполошил и поднял по тревоге всю усадьбу. Церковную утварь уложили в специальные шкафы и погрузили в карету, так что осталось только одно место. Иезуит едва протиснулся между шкафами, а графу пришлось всю дорогу, сто верст, ехать на козлах. Дождь между тем не унимался.
Репутация графини была спасена, а граф Сергей по приезде в Москву слег с жесточайшим воспалением легких и спустя сутки умер.
На панихиду и поминки Екатерина Петровна не явилась. Когда родственники пришли к ней высказать соболезнования, она, прогуливаясь по анфиладе комнат в сопровождении мадам Турнье, резко ответила им: «Напрасно сожалеть: он жил, как хотел, недолго, но хорошо!» Повернулась к визитерам спиной и невозмутимо двинулась в обратную сторону. В следующее мгновение услышали, как графиня, обратившись то ли к компаньонке, то ли к самой себе, произнесла: «Старший сын отошел к отцу и дочери. Все встретятся в день Страшного суда кто по правую, кто по левую сторону. Тем хуже для последних!»
Лаура на два года пережила мужа, оставив их незаконнорожденного сына Владимира Филиппи круглым сиротой. Граф не успел даже дать ему своего имени. Мальчик рос в доме бабушки и ее приживалок. Екатерина Петровна называла внука не иначе как «дитя греха», жестоко наказывала за любую провинность и попрекала куском хлеба. Граф Андрей, еще не успев завести детей, хотел было усыновить мальчика и дать ему свое имя. Для этого он испросил соизволения государя. Император Николай ответил короткой запиской, в которой значилась всего одна фраза: «Граф Ростопчин не может быть католиком!» В конце концов, сироту отправили к тетушке Софи в Париж. Она приняла Владимира как родного и дала ему прекрасное образование.
* * *
Граф Андрей Ростопчин в составе Лейб-Кирасирского Его Высочества Наследника Цесаревича полка участвовал в подавлении польского восстания и штурме Варшавы. За эту кампанию он получил знак отличия «За военные достоинства» 4-й степени и серебряную медаль «За взятие Варшавы». Пребывая в Варшаве, он неожиданно влюбился в польку, мать своего боевого товарища. Этой обольстительной даме считалось уже далеко за сорок. Андрей написал Екатерине Петровне в Москву о предстоящей женитьбе, и та с удовольствием дала свое согласие на этот брак. Католичка, годившаяся графу Андрею в матери, в ее глазах была куда предпочтительней молодой православной девушки. Однако в день венчания товарищи по полку явились к жениху на квартиру и с общего согласия поведали Андрею интимные подробности неблаговидного поведения его невесты. Прежде с ним не решались говорить об этом в надежде, что скандальный брак с распутной женщиной расстроится сам. Жених, выслушивая откровения однополчан, держал в руках футляр с фамильными бриллиантами, которые собирался преподнести трепещущей, облаченной в белый тюль вдовушке. Осознав, наконец, ужасный смысл сказанного, граф Андрей в ярости швырнул бриллианты на пол, растоптал их в прах каблуками и выкинул осколки в окно.
После он служил недолго – до января тридцать третьего года и вышел в отставку в том же чине «для определения к статским делам». А уже в апреле того же года женился на Евдокии Сушковой, молодой, красивой московской аристократке, которой было суждено вновь прославить Ростопчиных на всю Россию. Стихами графини Евдокии Ростопчиной восхищались Пушкин и Жуковский, ее произведения стали хрестоматийными, их изучали в школах. От этого брака у графа Андрея родились трое детей.
Избалованный в детстве, не знавший нужды в юности, привыкший швырять деньги на ветер, он вскоре промотал все огромное наследство и, в конце концов, лишился Воронова, семейного гнезда.
В сорок девятом году Андрей перевез в Петербург и впервые выставил напоказ знаменитую коллекцию отца, состоявшую из двухсот восьмидесяти двух картин и двадцати шести мраморных бюстов, работы ста тридцати трех мастеров. Здесь были Веласкес, Мурильо, Рембрандт, Рубенс, Ван Дейк, Вауэрман, Ватто, Грёз, Пуссен, Дюрер, Гвидо Рени, Тициан… В коллекции также находились неизвестные ранее широкой публике портреты Наполеона, Робеспьера, Павла Первого, Георга Четвертого, Людовика Восемнадцатого, Карла Десятого, Бернадота, Суворова, Румянцева, Ермолова и бюст самого Федора Васильевича работы Галленса, сделанный в Париже в девятнадцатом году. Выставка имела огромный успех, и вскоре граф Андрей купил для галереи дом на Садовой в Москве, куда и перевез коллекцию. По воскресеньям с двенадцати до четырех галерея Ростопчина была открыта для публики. Ее могли посещать представители всех сословий, без исключения, а художники допускались в любой день в любое время.
Просуществовала выставка недолго. Бесконечные долги графа Андрея заставили его распродать коллекцию отца по частям. Самые драгоценные, знаменитые полотна он отправил по морю в Лондон на аукцион, не озадачившись страховкой. Вскоре пришло известие, что корабль наткнулся на мель, и коллекция бесценных картин отныне выставляется на обозрение рыбам Балтийского моря. Однако через несколько лет, во время коронации Александра Второго, Ростопчин обнаружит свои «утонувшие» полотна в салонах графа Морни и в мистическом ужасе воскликнет:
