Елена Невейкина - Наследница

— Ну, хоть вон в то дерево.

Пожав плечами, что, по-видимому, должно было означать «только-то?», Элен бросила нож, даже не встав с места. Тёмная рукоятка дрожала после удара, почти сливаясь по цвету с корой дерева.

— Если бы у меня был настоящий нож, я смогла бы показать вам, что умею.

— И что в твоём понимании «настоящий»?

— Можно поменьше, можно побольше, но с хорошей тяжёлой ручкой. Вот это интересно.

В Яноше заговорил профессионал.

— А если мы прямо сейчас пойдём ко мне, и я дам тебе то, что ты просишь? Ты сможешь доказать, что всё, о чём ты говорила — не пустые слова?

— Пойдём! — Элен не вскочила, как бывало раньше, не бросилась вперёд. Она просто немедленно встала. Причём в выражении глаз у неё не было уже ставшего привычным для Яноша вызова, только уверенность. Но почему-то именно от этого ему стало немного не по себе.

Они прошли в одну из тех комнат, где Элен за всё время пришлось побывать всего несколько раз. Пан Янош выложил перед ней целую коллекцию оружия и, молча, приглашающим жестом, указал на мишень на стене. Элен внимательно осматривала рукоятки, проводила пальцем по плоскости лезвия. Наконец, она отобрала три, различающиеся по размеру. Перед каждым броском она примерялась к оружию, как бы взвешивая его на руке, пыталась замахнуться. В результате, все три попытки оказались более или менее удачными: два ножа вошли в мишень близко центру, и только один — в её край.

— Впечатляет, — произнёс тихо Янош, скорее для самого себя. И повторил уже громче: — Да, действительно, впечатляет.

— Видишь, дядя Янош, я говорила правду, мне можно доверить оружие. Так ты разрешишь мне заниматься?

— Одно не следует из другого, Элен. Ну, не занимаются девушки фехтованием! Не их это дело!

— А как же Жанна Д» Арк? Она владела оружием не хуже мужчин. И каким оружием! Ведь это была не лёгкая шпага, а тяжёлый рыцарский меч! Да ещё при этом и доспехи носила, которые тоже весили немало.

— И как она окончила жизнь? Тебе известно? Ты тоже этого хочешь? — Янош начал злиться.

— Я этого не хочу, да и не будет такого. Время сейчас другое, и я не собираюсь на войну. Но хочу уметь постоять за себя. Что в этом плохого?

— Постоять за себя можно по-разному. Женщина, чтобы иметь защиту, выходит замуж, и уже на супруга ложатся обязанности по обеспечению её безопасности. Он хранит как её тело, так и честь. Тебе пора подумать о женихе, а не об очередном капризе.

— Муж — это хорошо. Он и в самом деле является для женщины защитником. Но если с ним что-то случается, или его просто не оказывается рядом, жена остаётся один на один с негодяем. Вот тут-то и возникает вопрос: разве будет лишним уметь то, что умеет он? — и, поскольку Янош молчал, она продолжила: — О женихе я обязательно подумаю. Потом. Разреши мне сейчас то, о чём я прошу. Ведь это твоя школа, тебе не придётся договариваться, платить за меня.

— Элен! Разве в этом дело! Всё! Разговор окончен!

— Так ты разрешил мне? — очень тихо уже от двери спросила Элен.

— Разрешил?! Разве ты слышала, чтобы я тебе разрешал?

— Но ты и не запретил, — с этими словами Элен выскочила за дверь прежде, чем Янош успел что-либо ответить. Она не считала, что бой проигран. Особо рассчитывать, что дядя сразу согласится на такую авантюру, конечно, не стоило. Теперь нужно выждать несколько дней, неделю, две недели. Потом можно снова завести разговор. Когда — это будет видно по настроению дяди. Вот перестанет хмуриться, потом начнёт снова улыбаться при виде своей воспитанницы. Вот тогда и настанет время вновь попытать счастья. А пока лучше не показываться на глаза и прилежно заниматься, чтобы не было причин для упрёков. Но хмурое настроение Яноша не проходило. Он на всех ворчал, делал замечания по делу и не по делу, был непривычно резок. Наконец, как-то вечером отец Гжеся решил узнать причину такого поведения.

Разговор начался на повышенных тонах. Янош не хотел ничего объяснять, не желал вовсе говорить на эту тему. Он высказал это в весьма нелицеприятной форме. Но пан Войтек слишком хорошо знал друга, чтобы отступиться. Ему было хорошо известно, что Яношу нужно выговориться, рано или поздно он сам всё скажет. Так и случилось, причём на этот раз ждать долго не пришлось. Когда он с негодованием поведал Войтеку обо всём, что произошло, тот немного помолчал, а потом сказал:

— Что ж, этого можно было ожидать. Ты и сам допускал такую возможность, недаром мы скрывали от панны Элены занятия Гжегоша в твоей школе. Разве не так?

Янош промолчал. Он стоял у окна и нервно дёргал себя за ус.

— И что ты предпримешь? — после паузы спросил Войтек. — Разрешишь или запретишь? Боюсь, в случае последнего, тебе придётся либо запирать её в доме, либо отправить в какой-нибудь пансион при монастыре. И как ты поступишь?

— А ты как бы поступил на моём месте? — резко обернувшись, раздражённо спросил Янош.

— Я бы никогда не оказался на твоём месте, так как не потакал бы постоянно всем желаниям и капризам молодой панны. А теперь уже поздно что-либо менять.

— Ну, конечно! Со стороны оно всегда всё просто и ясно! Ты бы сам попробовал хоть раз запретить ей хоть что-нибудь. Вот хоть верхом по-мужски ездить!

— Да? А ты никогда не задумывался, почему при, казалось бы, вольной жизни в таборе, при том, что она умела многое, верхом всё же не ездила? Не только по-мужски, а — совсем не ездила. Ответ на самом деле прост: потому, что делать этого нельзя. Никогда и никому из женщин или девочек. И просить об этом бесполезно. Можно сколько угодно говорить, что это неправильно с нашей точки зрения, но от этого ничего не меняется, и исключений ни для кого не делается. А ты постоянно делал для панны Элены исключения из общепринятых правил. Я не упрекаю тебя, ты поступал так, потому что любишь её, как родную единственную дочь, ты просто не можешь отказать ей… Но знаешь, что я тебе ещё скажу? Тебе самому хочется попытаться научить её, дать ей в руку шпагу. Эта мысль, о том, что в фехтовании сила и рост не являются решающими, не давала тебе покоя с молодости. Я помню, как ты доказывал, что тебе всё равно, кого учить — юношу или девушку, главное, чтобы у них было желание научиться и минимальные способности.

— Но это же был просто разговор! Неужели ты думаешь, что я всерьёз обдумывал такой вариант?

— Думаю. И ты сам знаешь, что я прав, хоть и не признаёшься в этом. А ещё я думаю, что вы здорово похожи с воспитанницей. Как будто она твоя настоящая племянница.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Янош.

— Вы оба не слишком обращаете внимание на общепринятые вещи. Если вам что-то нужно — вы добиваетесь желаемого, порой обходя все правила и нормы. Панне, конечно, труднее, поскольку она девушка, а, стало быть, и ограничений для неё в жизни больше. А желаний — много. Вот она и старается достигнуть желаемого любыми доступными ей способами.