Солдаты привыкли подчиняться этой властной женщине, такой же решительной и неустрашимой, как ее супруг. Следует сказать, что Тиберий никогда не одобрял, что вопреки римским обычаям в военном лагере находится женщина, которая живет интересами командующего и даже участвует в его делах.
Трудно себе представить, как эта сильная духом, энергичная женщина могла бездействовать все то время, что прошло после смерти Германика. Чрезмерное честолюбие Агриппины и нежелание смириться с второстепенной ролью, на которую она была обречена в Риме, должны были в конце концов толкнуть ее на путь, ведущий к неотвратимой гибели.
От Германика Агриппина имела девятерых детей: шесть сыновей и три дочери. Трое из них умерло в младенческом возрасте. Мальчики Нерон, Друз, Гай и девочки Агриппина, Друзилла, Ливилла жили в Риме. Когда после германского триумфа Германик с женой уехали на Восток, они оставили в Риме Агриппину с ее старшими братьями Нероном и Друзом и младшей сестрой Друзиллой, взяв с собой одного лишь Гая. Ливилла родилась позже на острове Родосе.
Дети были оставлены на попечении Антонии, бабки по отцовской линии, которая приютила их в своем обширном жилище на Палатине неподалеку от дворца Тиберйя. Вдова Друза, она вырастила в этом доме трех своих детей и теперь охотно взялась за воспитание внуков. Она продолжала заботиться о них и после смерти Германика. С присущей ей суровостью Антония старалась привить внукам такие качества, как скромность, трудолюбие, благочестие, бережливость— добродетели, от которых сама никогда не отступала.
Если раньше Тиберий почти не замечал сыновей Германика, то после смерти Друза изменил свое отношение к ним. В 21 году он женил старшего сына Германика Нерона, которому едва исполнилось пятнадцать лет, на своей племяннице, дочери покойного Друза. Тиберию казалось, что таким образом он упрочит династическую связь между родами Юлиев и Клавдиев и положит конец семейным распрям. Нерону и его брату Друзу были предоставлены некоторые привилегии, которые открывали перед ними путь к политической и военной карьере до достижения необходимого для этого возраста.
Возвышение семьи Германика мешало осуществлению далеко идущих политических планов префекта претория Элия Сеяна, к тому времени сосредоточившего в своих руках огромную власть. Сеян имел исключительное влияние на Тиберия, который полностью доверял ему. По своему положению командующего преторианской гвардией, то есть начальника личной охраны императора, Сеян подчинялся только Тиберию. Преторианская гвардия была привилегированной частью римского войска и пользовалась значительными льготами: преторианцы служили шестнадцать лет, вместо обычных двадцати, и получали жалованье, почти в два раза превышающее жалованье легионера. Преторианцы дорожили своей службой. Их когорты размещались в черте Рима. Так что, по существу, Сеян был вторым после Тиберия лицом в государстве.
Слывущий «злым гением императора», Сеян сеял раздоры в императорской семье, в своих корыстных интересах умело используя личные качества жены Германика, ее высокомерие, властность и строптивость. Понимая, что он не может нанести удар самой Агриппине из — за ее близости к императорскому дворцу, к тому же она была слишком значительной и заметной персоной в Риме, Сеян использовал любую возможность, чтобы досадить людям из ее окружения. Но когда он ложно обвинил в прелюбодеянии ее двоюродную сестру и близкую подругу вдову Вара Клавдию Пульхру, Агриппина, вскипев от негодования, помчалась во дворец к Тиберию и, потеряв всякое самообладание, выложила в лицо ошеломленному старику все, что она думала о нем и его дворе.
Тиберий попросил ее успокоиться и, дружески взяв за руку, вместо ответа произнес стих из греческой трагедии: «Не тем ли ты оскорблена, что не царица ты?» Но благоразумие, видимо, навсегда покинуло упорную в гневе женщину. И когда спустя некоторое время она занемогла и Тиберий пришел проведать ее, она, ударившись сначала в слезы, взялась упрекать императора и в завершение обратилась к нему с весьма странной просьбой. Она просила, чтобы он дал ей нового мужа.
— Я еще молода, — говорила Агриппина, — и во цвете лет. Муж облегчит мое одиночество, ведь для порядочной женщины единственное утешение — в браке.
Тиберий, захваченный врасплох неожиданной для него просьбой вдовы Германика, молча удалился.
Происки Сеяна в конце концов достигли цели. Воспользовавшись юношеским честолюбием и злопамятностью Друза, он восстановил его против старшего брата и уже не скрываясь строил козни Агриппине и Нерону, окружив их своими шпионами.
Коварство временщика не имело границ. Однажды он подослал к Агриппине мнимых доброжелателей, которые ей доверительно сообщили, что Тиберий замышляет отравить ее и что для этой цели уже изготовлен яд. Поэтому ей следует остерегаться и прежде всего воздержаться от пищи в императорском дворце. И вот Агриппина, когда ее в очередной раз пригласили к императорскому столу, возлежа рядом с Тиберием, не притронулась ни к одному блюду. Желая ее испытать, Тиберий протянул ей яблоко, которое она немедленно передала стоявшему рядом рабу. Нахмурившись, император повернулся к матери и после короткого молчания сказал:
— Ты не должна удивляться, если по отношению к той, которая подозревает меня в намерении ее отравить, будут приняты суровые меры.
Еще долго можно было бы рассказывать о соперничестве Сеяна и Агриппины, этих двух рвущихся к власти честолюбцев. Конец обоих был ужасен. Их падение повлекло за собой гибель близких им людей.
В начале 27 года император Тиберий оставил столицу и уехал на остров Капри, где прожил десять лет, лишь изредка наезжая в Рим. По его распоряжению на Капри было сооружено двенадцать великолепных вилл, названных именами богов. Самая роскошная из них, с нависающей над морем террасой, носила имя Юпитера. Здесь в ясные ночи император наблюдал звездное небо.
Через два года после отъезда Тиберия Сеян, обвинив Агриппину и Нерона в заговоре против императора, добился их осуждения. Объявленные врагами государства, они были сосланы: мать — на остров Пандатерию, сын — на остров Понтию. В 31 году, не выдержав испытаний, Нерон наложил на себя руки. Через два года умер от голода его брат Друз. Заточенный в подземелье Палатинского дворца, он в течение девяти дней не получал пищи и скончался в страшных мучениях, поедая набивку своего тюфяка.
В том же году, 18 октября, в ссылке угасла Агриппина. Одни говорили, что ее кончина была вызвана насильственным лишением пищи, другие — что она добровольно уморила себя голодом, когда узнала о жестокой участи Друза. Скорее всего, она сама распорядилась своей жизнью. «Агриппина, — пишет Тацит, — никогда не мирившаяся со скорбным уделом, жадно рвавшаяся к власти и поглощенная мужскими заботами, была свободна от женских слабостей».
