Несмотря на боль, усталость, вконец измученные, они продолжали драться, Рено с ухмылкой, Арман-Луи ожесточенно, хотя оба задыхались.
— Значит, мадемуазель де Сувини созрела для замужества?! Прекрасная мысль! — клокотал Арман-Луи. — И кто же это собирается жениться на ней в наших краях?
— Черт побери! Да я знаю двадцать дворян, которым могла прийти в голову эта идея! — улыбался г-н де Шофонтен.
— Двадцать — это цифра, вы назовите имена!
— Имена? Ну так, прежде всего, я!
— Ты?!
И драка возобновилась, более жестокая и упорная, более долгая, грудь в грудь, сцепившись руками. Арман-Луи не отступал, Рено не собирался поддаваться. Удары сыпались один за другим. Арман-Луи был бледен, как смерть, Рено — красен, как огонь.
— Видали лакомку! — задирался маркиз, всегда скорый на колкости. — Прехорошенькая кузина — его собственность! На вот тебе, еретик чертов!.. Он, видите ли, не хочет, чтоб на неё смотрели!.. Глаза-то есть, куда их девать, презренный гугенот? Ты не получишь девушку, ты будешь получать только удары. На, держи, гнусный кальвинист! Вот парочку для начала! Положи её в шкатулочку, свою Адриен, но учти — это не помешает одному славному дворянину, моему знакомому, обратить её в другую веру… Мерзкий безбожник, ад по тебе плачет…!
Каждое слово этой бранной речи, где ругательства перемежались со славословием, отзывалось на нервах и на мускулах Армана-Луи, точно удары шпор по несущейся лошади. Он чувствовал, как волны ненависти захлестывали его сердце. Впервые он испытывал серьезное желание убить Рено.
Наконец два могучих измученных тела рухнули на землю. Арман-Луи — почти разбитый, Рено — почти сломленный.
— Прекращаем драку: завтра я буду ждать тебя в долине Мельницы со своими друзьями, а ты собери своих. Будет битва такая же, как у греков с троянцами: считаю, что мадемуазель де Сувини так же хороша, как Прекрасная Елена.
— Давай сделаем лучше: ты наденешь кольчугу, вооружившись шпагой, топором, кинжалом, и я тоже нацеплю латы — и как два странствующих рыцаря, железо против железа, мы будем истреблять друг друга.
— Пусть будет так. Я согласен. И если, надеюсь, убью тебя, я закажу двадцать месс за упокой твоей души… по крайней мере, тебе не придется выбираться из пекла…!
Итак, назавтра два рыцаря в двух плотных плащах, вооруженные с ног до головы, с кинжалами на боку, со шлемами на голове, встретятся ранним утром в самой пустынной части долины Мельницы…
— Помолись и исповедуйся, — прощаясь, сказал Рено.
— И ты попроси Бога за свою душу, — ответил Арман-Луи.
И вот они стали в боевой готовности друг против друга, железо лязгнуло о железо. Их сила и их ловкость были равными. Рено все время говорил колкости, посмеивался и сопровождал каждый свой удар угрозой или проклятием. Арман-Луи дрался с немой яростью. Вскоре несколько капель крови обагрили их доспехи. Внезапно г-н де ла Герш нанес противнику такой сильный укол длинной шпагой, что наверняка проткнул бы г-на де Шофонтена, если бы не сломалось оружие. Рено, шатаясь, ответил на этот выпад отчаянным ударом топора, который целиком разнес шлем гугенота. Арман-Луи, раскинув руки и закатывая глаза, тяжело рухнул.
— Ах! Боже мой! Я убил его! — крикнул потрясенный Рено.
Он отшвырнул далеко в сторону проклятый топор, наполнил шлем водой и оросил ею лицо своего друга. Арман-Луи не шевельнулся. Рено присел рядом с ним на колени и заплакал.
— Неужели я убил его? Моего единственного, моего лучшего друга? — приговаривал он, отстегивая по частям доспехи раненого. — Я — презренный головорез, бесчувственное чудовище! Если он действительно умер, я не прощу себе этого никогда! Ах, мой бедный Арман-Луи! Ответь мне, поговори со мной!.. Я действительно грубое животное, но я не злодей! Лучше бы умер я, я готов умереть, чтобы спасти твою душу… Чем я буду без тебя? С кем я буду драться? Хочешь, я убью себя или удавлюсь?.. Прикажи, я послушаюсь тебя. А хочешь, я стану монахом? Я уйду на покаяние до конца дней моих в монастырь…
Арман-Луи глубоко вздохнул.
— Святая дева! Его душа вернулась! — воскликнул Рено. И стиснув руки, принялся рыдать.
— Ты все ещё собираешься жениться на мадемуазель де Сувини? — прошептал Арман-Луи, открыв глаза.
— Я — жениться на Адриен?.. Нет! тысячу раз нет!.. Сколь бы она ни была красивой, обаятельной, доброй, соблазнительной, что мне до того? Больше я не взгляну на нее, если ты того желаешь, и никто не посмеет жениться на ней никогда, клянусь тебе в этом!.. Да и какого бы дьявола я связывался бы с ней, гугеноткой, я, истинный католик?!.. Об этом-то ты хоть подумал, болван!.. Ну же, возвращайся к жизни, и побыстрей, иначе я сейчас же рассеку себя вот этой шпагой!
Рено вытащил шпагу из ножен и приставил её острие к своей груди, как некогда Пирам к телу Тисбея.
— Бог мой, не спеши умирать! — ответил г-н де ла Герш. — Думаю, я поднимусь.
И, опершись на руку, он приподнялся.
Рено бросился ему на шею.
— Лезвие твоего топора не достигло цели, — продолжал Арман-Луи. — Но одно мгновение мне казалось, что я умер…
— Будь проклят тот день, когда мне придется обнажить шпагу против кого-нибудь из ла Герш! Ты последний из представителей этого семейства, против которого я обратил свое оружие, сам уподобившись таким же отвратительным гугенотом, как ты.
И медленно, поддерживая под руку, он повел своего друга в Гранд-Фортель.
Когда м-ль Сувини заметила Армана-Луи, опиравшимся на Рено, она побледнела и подбежала к нему.
— Что с вами?.. Что случилось? — испугалась она.
Опустив глаза, Арман-Луи признался, что он едва не лишился жизни в поединке в г-ном де Шофонтеном.
— Вы снова дрались, но почему? — спросила она.
— Потому что он назвал вас Адриен и потому что он сказал, будто бы вы созрели для замужества.
М-ль де Сувини слегка покраснела.
— Зачем вы это сделали?
— Я не знаю.
— Ах, Боже мой! — сокрушенно вздохнула Адриен.
Он готов был провалиться сквозь землю. Даже топор, занесенный над ним г-ном де Шофонтеном, не так напугал его, как затрепетал он от этого взгляда маленькой белокурой девушки.
До конца дня Арман-Луи избегал встреч с Адриен. Во время ужина он был молчалив и не осмеливался поднять глаз на кузину. Потом, лежа в постели, он беспрестанно ворочался, сон не шел к нему, и тогда он решил заглянуть в библиотеку г-на де Шарней: с полки, где стояли рыцарские романы, он снял томик и унес с собой: «Рено уверял меня, что это интересная книга».
Это была история о Тристане и прекрасной Изольде.
По мере того, как Арман-Луи перелистывал страницы книги, грудь его вздымалась все чаще, сердце билось сильней: и вдруг он захлопнул книгу и сказал вслух, потрясенный:
