Эрнестовичу, что теперь буду работать с вами. И я очень извиняюсь, но интересуюсь материальной стороной дела. Как это у вас?
– Аванс получишь прямо сейчас, – мы с Игорем переглянулись. – Писать же что-то Гавену не требуется: Юрий Петрович уже в курсе.
– Аванс под расписку, конечно. – Канторович помнил прежние времена работы на контрразведку, но предполагал, что этим дело и ограничится.
– И подписку о сотрудничестве, – напомнил ему Златин.
А я добавил:
– И поговорим о ближайших заданиях.
– Уже пишу, – вздохнул Канторович и придвинул к себе две осьмушки бумаги из стопки, лежащей на столе. И, написав первые пару слов, поднял голову. – Но вы же помните, что я стрелять не умею и боюсь.
На этот раз мы с Игорем Златиным не смогли удержаться от улыбок.
– Мне всегда нравилось твоё чувство юмора, – хотя Абрам Моисеевич был намного старше меня, удержаться от обращения на «ты» почему-то было невозможно.
А Игорь казал, согнав улыбку:
– Не надо будет стрелять. Ни здесь, ни тем более на Родине.
Канторович среагировал на слово «Родина» моментально:
– Ой-вей, так я таки вернусь? А мой мальчик?
– Если захочет.
Этот вопрос не согласовывался, да и следовало предварительно переговорить с Оскаром – не младенец ведь.
– Что значит «если»? – чуть не подпрыгнул Канторович-старший. – Он что, захочет оставаться без отца среди этих турок с паршивым «кодаком» в руках и тётей Цилей, которая ещё и старшенькую, страшненькую свою Фиру к нему под талес метит?
– Фотографу и у нас работа найдётся, полагаю, – примирительно сказал Игорь.
– Только без Фиры, надеюсь? – вопросил Абрам, поочерёдно глядя на нас, как будто решение их семейных проблем зависело исключительно от чекистов.
Затем, похоже что не найдя в наших физиономиях должной гарантии спасения от Цилиных поползновений и Фириных мечтаний, тяжко вздохнул и протянул листок:
– Вот, написал.
Я взглянул – всё в порядке, – встал пожал Канторовичу руку. Следом то же проделал, с не меньшей торжественностью, и Златин.
– Поздравляем вас, Абрам Моисеевич. От своего имени и от имени руководства. Уверены, что ни вы, ни мы не пожалеем о сотрудничестве.
– А сумму какую указывать? То есть спасибо, конечно…
Я отсчитал три крупных купюры и положил их на стол.
Канторович мигом смахнул деньги в карман, подвинул к себе второй листок и, заполняя расписку, спросил:
– А на Оскара будет столько же? Мальчику нужен новый аппарат.
– На месте выдадут. Служебный. А вам за новое задание будет ещё… По результатам.
– Но результат уже ого какой! – запротестовал Канторович. – Мы же с Оскаром приготовили вам такие замечательные копии.
Пришлось повысить голос:
– Абрам, мы что, сейчас торговаться будем?
– Нет, но я же должен знать, – не сдавался Канторович. Но потом чуть сник и спросил уже другим тоном: – И какое у вас будет ещё «новое задание»?
Я кивнул Златину.
Игорь подал Канторовичу листок с короткой запиской.
– Через час вы встречаетесь с секретарем нашего консульства, вот с этим.
– Он произведёт на тебя приятное впечатление, – добавил я.
– Он что, из наших? – вскинул брови Канторович.
– Нет, из наших. Можешь заодно ему сказать, что реэмигрируете со своим Оскаром – чтоб приготовить визы для всех. Без Фиры. Но главное – надо набраться хорошего впечатления о нём в плане сотрудничества, чтобы убедительно говорить со Стеценко.
– А Михал здесь при чём? – с ненаигранным изумлением спросил Канторович. – Я и докладывать ему не собираюсь, что в Россию вернёмся, а то пристрелит, с него станется.
– Стеценко тоже должен реэмигрировать. – Игорь сказал это приказным тоном.
– В этом весь смысл, – чуть мягче сказал я. – И тебе задание: подготовить Стеценко к встрече с полномочным представителем РСФСР, который выдаст ему официальные гарантии неприкосновенности при возвращении, а также устройства на службу в соответствии с квалификацией.
– Шутите? – спросил Канторович, вглядываясь в наши лица; но, так и не уловив никаких проявлений розыгрыша, скривился и попытался пояснить: – Да я только намемекну ему на выезд, как он свой наган вытащит. Знаете, какой у него наган? Во-о-такой.
Судя по его размаху рук, это соответствовало как минимум маузеру с пристёгнутой кобурой-прикладом.
Златин тоже оставил приказной тон и пояснил:
– Ничего ему не надо будет «намемекивать». Уговорят его на выезд другие. – И воздел очи горе. – На кого он ни наган, ни голос не поднимет.
Канторович проследил за его взглядом и, похоже, вид потолка с несвежей побелкой его несколько успокоил:
– Ну, это разве что…
– Тебе даже необязательно сразу говорить Стеценко, зачем ты встречался с секретарём консульства, – развил я тему. – Мол, познакомились как-то, а такой приятный человек, и как раз документами занимается и может поспешествовать, и телефон свой дал.
С минуту Канторович молчал. А потом сказал совершенно иным, жестким и деловым тоном, даже акцент стал менее ощутим:
– Я извиняюсь, а зачем нам возиться с этим, извините, хазером грязным? Карты, водка и понты – больше ничего за ним сейчас и нет. И я ещё раз извиняюсь, но уверен, что если он и поедет в Россию, то лишь с заданиями вредить советской власти.
(Кто бы сомневался. Но распространяться сейчас по этому поводу не следовало.)
Биренсон вызвал в свой кабинет «переводчика» Амира, строго по-европейски одетого турка с военной выправкой.
– Вызывали, эфенди? – Амир говорил с лёгким акцентом, почти чисто, но в интонациях и построении фраз ощущалось, что русский – далеко не родной его язык.
– Один человек – его зовут Михаил, – который придёт сегодня, через час сюда, хочет продать нам какие-то важные секретные документы англичан.
Биренсон сознательно объяснял как можно подробнее.
– Возможно, даже очень вероятно, что эти документы затрагивают интересы и самой уважаемой Турции. Нам такое не надо. Прошу связаться с вашей полицией и в их присутствии лично принять пакет и отправить этого человека прочь, не пуская за порог нашего Представительства. Или сдать его вместе с документами государственной службе безопасности, как она называется…
– Муселлах Мудафаа-и-Миллие, – подсказал переводчик.
– Да, или же полиции.
Амир быстро «просчитал» варианты и спросил:
– Простите, эфенди, а если он не захочет отдавать пакет просто так?
– Вот деньги – здесь сто новых лир. Скажешь ему, что это аванс.
Амир взял конверт с деньгами, поклонился и повторил задание:
– Через час. В Представительство не пускать. Михаил. Пакет-документы. Деньги.
– И обязательно предупреди полицию. – Биренсон даже палец поднял, как бы указывая на особую важность этого дополнения. – Что это, мол, служебные деньги, выданы тебе под расписку для того, чтобы у этого типа не было оснований сорвать сделку. Пусть они останутся у тебя, а не у полицейских.
