«Если я сейчас сделаю что-то не так, то они меня и всех остальных съедят, точно так же, как и бедного боцмана, – подумал Генри. – Какого черта я попал на этот проклятый корабль? Сидел бы сейчас на берегу дома и ловил спокойно рыбу. Но тогда бы я не познакомился с Софией. Ну и что же? Зато не сидел бы с этими дикарями и не поедал с ними человеческое мясо. Что же делать? Да ничего… Терпи, придурок, раз попал сюда, и делай все то, что они тебе говорят».
Генри посмотрел на Били Зау и улыбнулся. Он провел своей ладонью по ее молоденькой смуглой груди и прильнул к ней своими пересохшими губами. Она прижала его голову к себе, лаская волосы и одаривая поцелуями его шею.
– Сюда никто не зайдет? – шепотом спросил Генри.
– Ты хочешь меня? – Били Зау коснулась своей рукой его живота, сжала его, чувствуя, как Генри стал возбуждаться. – Ты спешишь? С тобой должен быть мой брат. Он должен очистить тебя от злых духов и влить в тебя свою святую воду.
– Я и так святой, – сказал Генри. – Можно как-нибудь без его вливаний? Мне с тобой будет намного лучше.
– Нет. Ты не понимаешь, – возразила Били Зау. – Если наше племя принимает к себе чужака, то второй мужчина после вождя должен очистить его.
– И многих Хаки Яма уже очистил?
– У нас нет чужаков. Ты первый, и я не хочу, чтобы ты от нас уходил. Того же желают и Хаки Яма, и вождь. Ты у нас будешь святым и только моим. Понимаешь? У нас здесь не так, как на большой земле. Здесь все общее: мужчины и женщины. А я хочу, как там – иметь только тебя. Я жила не по своей воле в Зеландии и видела их образ жизни. Я уговорила отца, и он сделал для меня исключение. Но чтобы ты остался у нас и стал моим – в этом должен помочь Хаки Яма, очистить тебя от всего лишнего. Теперь ты меня понимаешь?
Генри прижался к груди Били Зау и внимательно, затаив дыхание, слушал ее невнятную, ломаную речь. Он поднял голову и взглянул ей в глаза.
– Ты так хочешь? – спросил он.
– Так надо. Так требует закон племени, – она прижала Генри к себе, и он почувствовал, как бьется ее сердце.
Вошел Хаки Яма, довольный и улыбчивый. Он одарил Генри и сестру улыбкой.
– Живодер несчастный, – вырвалось у Генри. – Боцмана замочил, меня отделать собирается и сожрать еще моих друзей… Малолетка, садист, извращенец…
Хаки Яма указал пальцем на вход в хижину, и тут же появился воин с большим глиняным блюдом, на котором дымилось жареное мясо.
Увидев это, Генри чуть не потерял сознание.
«Сейчас они начнут есть Боба, – мелькнула страшная мысль в голове Генри. – Только бы ко мне не приставали со своими угощениями».
Следом вошли две девушки с кувшинами и чашками. Они все это поставили аккуратно перед Генри и Били Зау, низко поклонились и вышли.
Генри тоже встал и хотел выйти, но вошел вождь знаком показал, чтобы Генри занял свое место.
– Ты не хочешь составить нам компанию? – произнесла Били Зау. – Вождь будет расстроен твоим поведением.
Вождь занял свое место и рукой указал, чтобы Генри сел около него.
Он сурово посмотрел на него и приложил свои морщинистые руки к груди. Генри повиновался и присел рядом, стараясь задерживать дыхание и не вдыхать специфический запах жареного мяса.
Хаки Яма сел рядом и поднял большой палец, одобряя приготовленную еду. Он подвинул чашу с мясом поближе к вождю.
Вождь взглянул на всех троих, расположившихся вокруг него, молодых людей. Били Зау разлила напиток по чашкам и расставила против каждого, и стала ждать молитвы, которую должен произнести вождь.
Старик стал что-то бурчать под нос, но Генри его не слышал. Он уставился на темные куски и еле сдерживался, чтобы его не вывернуло от такого угощения. Неожиданно он представил себя на этом блюде, и у него закружилась голова.
– Соик, соик, – сказала Били Зау. – Кушай.
Генри вздрогнул. Он умоляюще посмотрел на девушку, которую недавно целовал в грудь, и она ему показалась отвратительной.
Генри протянул руку и взял чашку с напитком, замечая, что вождь с него не сводит взгляд. Он зажмурил глаза и отпил немного жидкости.
Она пришлась ему по вкусу. Это был кислый напиток из плодов местной растительности.
– Кушай, – повторила Били Зау.
Генри посмотрел на Хаки Яма, который с наслаждением жевал куски мяса. Напротив него вождь тоже грыз большой кусок, облизывая губы и руки от жира.
Хаки Яма незаметно толкнул Генри коленом, чтобы он тоже присоединялся к трапезе.
– Вождь может разгневаться, если ты пренебрежешь его угощением, – прошептала Били Зау. – Это самое лучшее мясо! Вождь хочет видеть в тебе воина, поэтому ты должен делать все, как он того желает.
У Генри затряслись руки и подкатился ком к горлу. Его чуть снова не стошнило. На глазах выступили слезы и так скрутило живот, что он заерзал на месте, корчась от боли.
– Это что за зверь? – на всякий случай спросил Генри.
Он думал до последнего, что ошибается в своих догадках и сейчас услышит успокаивающий ответ.
Хаки Яма, сидевший рядом, так чавкал, что Генри почему-то обратился именно к нему, забыв, что он не может с ним разговаривать.
– Кушай, это хорошее мясо, – сказала Били Зау и подала ему небольшой кусочек. – Мясо тебе понравится.
Генри больше ничего не желал от нее услышать и откусил немного, поморщился, затаив дыхание. Он представил, что это какой-нибудь зверь, и ничего другого не хотел теперь думать.
– Прости меня, бедный боцман, – прошептал Генри. – Я тебя вынужден не по своей воле, но немного съесть.
Мясо ему показалось с привкусом, но съедобное, и он стал постепенно привыкать к его вкусу, запивая кислым напитком, который ударил своим хмелем ему в голову.
Теперь он потянулся за другим куском, и Били Зау удовлетворенно улыбнулась.
– Прошлая жертва намного хуже, – сказала она.
– Это кабан? – спросил Генри.
– Почти. Это чужеземец. Наш шаман вчера плохо прочитал молитву, и вчерашний ужин был намного хуже сегодняшнего.
– А вчерашний ужин где вы поймали? – спросил Генри.
– Наши воины привезли ее с соседнего острова.
– Где-то здесь есть остров?
– И не один. Там живут другие племена, – объяснила Били Зау. – Недавно они съели нашего воина, а мы у них выкрали женщину. Вождь очень любит нежное мясо.
Генри чуть не подавился. У него кусок так и застрял в горле. Били Зау протянула ему еще напиток, и он, схватив с жадностью, запил, пытаясь быстрее пропихнуть кусок в себя, чтобы он не выскочил наружу.
Эти ужасные мгновения для Генри показались до того мучительными, что он уже совсем обессилил и не мог даже сказать что-то в защиту нормального человека. Особенно в голову ударил хмельной напиток.
«Прости меня, Боб, что я тебя сейчас ем за этим столом, – исповедовался мысленно Генри. – Кто бы мог подумать, что пацан, которого ты на корабле терпеть не мог, будет когда-нибудь вот так запросто сидеть и грызть тебя в компании людоедов?! Я теперь и сам такой, как они, так что прости, если можешь, и не ворчи в моем желудке, иначе я просто тебя выблюю, а шакалы доедят. А впрочем, какая тебе теперь разница, кто тебя съест…»
